Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино - [63]
Более того, Кейт Тимони, автор текста, опубликованного в том же сборнике, точно так же обращает внимание на то, что, начиная с «Убить Билла», Тарантино посвящает свои фильмы «угнетенным меньшинствам», все более сдвигаясь в сторону политического дискурса и репрезентации той или иной идеологии. Так, о трилогии, в которую входят первые два тома «Убить Билла» и «Доказательство смерти», Тимони пишет: «Хотя первые три фильма не имеют ничего общего с историей, протагонисты в них — тот сегмент общества, представители которого часто уязвимы и становятся жертвами плохого обращения, — женщины. Смертельно оскорбленные женщины в этих фильмах (процитируем центрального женского персонажа двухтомника „Убить Билла“) получают „кровавое удовлетворение“»[235]. Таким образом, дилогия «Убить Билла» и «Доказательство смерти» имеет важное значение для творчества Тарантино, потому что эту условную трилогию он посвящает женщинам как неконвенциональным воплощениям героя, а точнее — героини. Той героини, которая, как и Джулс из «Криминального чтива», «совершает свое отмщение наказаниями яростными».
Как я отмечал, обычно критики пишут про насилие в первом томе «Убить Билла» главным образом в контексте финальной эпичной битвы. Однако мы часто забываем о первой главе первого тома «Вторая жертва», в которой Черная Мамба убивает мать на глазах ее дочери. Мамба осознает, что она совершила, и приглашает девочку отомстить, когда та будет готова. И тем не менее это элемент все еще «мифического насилия». Дело в том, что до этого эпизода мы вообще видим умирающую молодую девушку, которой к тому же стреляют в лицо. Таким образом, Тарантино не просто использует одно лишь «драматическое насилие» в первом томе, но делает что-то куда более сложное, будто регулирует ручку громкости с тихого звука до самого громкого, изображая насилие разных типов в одном фильме. Он осуществляет, причем довольно незаметно, используя вставку из аниме (где жестокость и брутальность смягчаются посредством анимации), переход от репрезентации одного типа насилия к другому — именно это, а не саму финальную драку можно считать высшим пилотажем настоящего художника. Во втором томе «Убить Билла» насилия не просто нет, но даже там, где его необходимо показать, режиссер всеми силами этого избегает, — трюк, который он провернул в «Джеки Браун».
Так, резня в часовне «Две сосны» показана точно так же, как первое убийство в «Джеки Браун»: камера провожает убийц, которые заходят в часовню, но не следует за ними, а взмывает вверх, показывая нам лишь отблески огня, производимого автоматами. В таком свете знаменитая резня на репетиции свадьбы в часовне «Две сосны» оказывается репетицией того, что станет известно в популярной культуре как «красная свадьба» и «пурпурная свадьба», показанные в сериале «Игра престолов». То, что Тарантино намеренно скрывает, как, возможно, слишком насильственное (или же он намеревался спрятать это, чтобы придать больший вес другим сценам насилия), в «Игре престолов» изображено во всей красе. И какой продукт популярной культуры в таком случае более жестокий? Впрочем, главное заключается в другом: задолго до красной и пурпурной свадеб, так красочно изображенных в «Игре престолов», была «черно-белая свадьба» / репетиция свадьбы от Квентина Тарантино (сама резня и воспоминания о том, что было до и после нее, показываются в черно-белом цвете).
Эротизация мести
Во втором томе «Убить Билла» представлено много разных типов женщин. Адилифу Нама, например, отмечает, что в фильме выражено несколько феминистских архетипов: женщина-профессионал, мстительная Амазонка и социально приемлемая роль матери. Хотя, конечно, Наме интересно другое: как фильм раскрывает больные вопросы, которые касаются культурной репрезентации женщин в голливудских экшен-фильмах[236]. С точки зрения Намы, этот фильм «репрезентирует все расширяющуюся нормализацию сексуальной деградации женщин в обществе (и мире), в котором доминируют мужчины». В пользу этого, например, говорит машина санитара из первого тома, которая называется «шмаровозка» и имеет соответствующий вид[237]. Но в то время как Нама встает на сторону женщин и этнических меньшинств, пытаясь идеологически декодировать кино, он упускает из внимания главное. Если фильм относится к сфере грайндхауса, то в нем должна быть не только тема мести, но и изнасилования.
В таком свете тема насилия в дилогии «Убить Билла» должна обсуждаться вкупе с репрезентацией женщины, но в полноте этой репрезентации, то есть вместе с сексуальной подоплекой. Однако чаще всего те авторы, которые анализируют оба тома «Убить Билла» с позиции гендерных исследований, избегают проблематизации насилия через его эротический потенциал, оставаясь лишь в узких рамках политики сексуальности. Так, канадская исследовательница Лиза Коултхед в своем эссе о картине «Убить Билла» настаивает, что ярость Беатрис Киддо ограничена ее материнским инстинктом. Иными словами, гнев Беатрис — это гнев матери, лишенной детей. Коултхед считает, что Окровавленная невеста — всего-навсего львица, которая защищает своего львенка. Убедившись, что ребенок уже в безопасности и все угрозы светлому будущему устранены, львица возвращается к мирной жизни
До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой.
Не так давно телевизионные сериалы в иерархии художественных ценностей занимали низшее положение: их просмотр был всего лишь способом убить время. Сегодня «качественное телевидение», совершив титанический скачок, стало значимым феноменом актуальной культуры. Современные сериалы – от ромкома до хоррора – создают собственное информационное поле и обрастают фанатской базой, которой может похвастать не всякая кинофраншиза. Самые любопытные продукты новейшего «малого экрана» анализирует философ и культуролог Александр Павлов, стремясь исследовать эстетические и социально-философские следствия «сериального взрыва» и понять, какие сериалы накрепко осядут в нашем сознании и повлияют на облик культуры в будущем. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Многие используют слово «культовый» в повседневном языке. Чаще всего этот термин можно встретить, когда речь идет о кинематографе. Однако далеко не всегда это понятие употребляется в соответствии с его правильным значением. Впрочем, о правильном значении понятия «культовый кинематограф» говорить трудно, и на самом деле очень сложно дать однозначный ответ на вопрос, что такое культовые фильмы. В этой книге предпринимается попытка ответить на вопрос, что же такое культовое кино – когда и как оно зародилось, как развивалось, каким было, каким стало и сохранилось ли вообще.
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».
«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.