Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино - [38]
Что такое плагиат? Это когда берется что-то чужое и выдается за свое. Это не просто воспроизведение, а именно что в точности взятое без кавычек. Это что касается текста. С идеями сложнее, но даже в этом случае можно уличить автора если не в воровстве, то в заимствовании. Однако воспроизвести гениальные кадры — это совсем не плагиат. Если бы эти кадры были взяты в прямом смысле этого слова, как, например, сделали турки со «Звездными войнами» в фильме «Человек, который спас мир»[162], то это был бы плагиат. В случае же Тарантино это можно назвать умением увидеть гениальное, понять это и сделать так же, но в другом контексте. Или даже увидеть посредственное, но понять его и сделать его гениальным в иных условиях. Тарантино сам почти всегда признается, что и у кого взял, не скрывает, что он смотрел и от чего мог впечатлиться. В конце концов есть ли кто-то, кто мог бы сделать то же самое? И если есть, то почему он этого не сделал (или не делает)?
Можно сказать больше. В тех случаях, где Тарантино признается, что взял что-то у кого-то, он в самом деле пытается соответствовать той традиции, которую считает конгениальной, либо той, которую просто-напросто продолжает. В других же обстоятельствах те авторы, с которыми ему не хотелось бы ассоциироваться (Мартин Скорсезе, Дэвид Линч, братья Коэны), хотя режиссер не говорит об этом прямо, по его фильмам видно, что Тарантино намеренно противопоставляет себя тем, в соревнование с кем он вступает, или же тем, кто ему кажется устаревшим. Возможно, одним из авторов, с которыми Тарантино не хотел бы ассоциироваться (быть наследником или считаться «испытавшим влияние»), является Альфред Хичкок.
Например, известно, что Брайна Де Пальму очень часто обвиняли в том, что он слишком много заимствовал у Хичкока, часто делал якобы rip-of’ы наиболее известных картин «мастера саспенса». Брайан Де Пальма и в самом деле многое взял у Хичкока — от общих тем до конкретных сцен. Однако делает ли это его творчество менее оригинальным? Хотя ответ на этот вопрос строго отрицательный, интересно именно то, что критики в унисон говорили о подражательности, своеобразном эпигонстве. И, таким образом, как бы «хичкоковские» фильмы Де Пальмы ни были хороши или даже оригинальны, они навсегда останутся маркированными как «хичкоковские». Какое отношение все это имеет к Тарантино? Речь, конечно, не о том, что мог взять Тарантино из фильма Де Пальмы «Прокол», который режиссер всегда называл одним из своих любимых. Речь о Хичкоке. Квентин Тарантино не просто ничего не берет у Хичкока, но фактически противопоставляет его подход к логике построения истории и сюжету. И здесь настало время заметить, что часто в контексте Тарантино возникает хичкоковское слово «Макгаффин»[163]. Так, Эдвард Галлафент говорит, что чемодан с наркотиками в «Настоящей любви» — это Макгаффин, вокруг которого строится сюжет[164]. Дана Полан считает, что чемодан из «Криминального чтива» — это тоже Макгаффин, и проводит очень важное сравнение между этим чемоданом и «Черным обелиском» из фильма Стэнли Кубрика «2001: Космическая одиссея» (1968). Полан утверждает, что если мы можем рассуждать, что скрывается за образом обелиска у модерниста Кубрика, то рассуждения относительно чемодана постмодерниста Тарантино не имеют никакого смысла — там пустота, этот «загадочный объект» не поддается интерпретации[165]. Полан даже не догадывается, насколько оказывается прав. Потому что это не примеры Макгаффина. Квентину Тарантино вообще не важно, что лежит в чемодане («маленькие светящиеся палочки», как подсказывают создатели пародии «Тривиальное чтиво» (1997)), равно как и чемодан с наркотиками не имеет большого значения. Тарантино неинтересно выстраивать интригу вокруг этих объектов. Их не надо интерпретировать, потому что это просто не имеет смысла, — больше того, Тарантино не любит саспенс и загадки такого рода — его творчество про другое.
Сериал «Альфред Хичкок представляет» (а до этого — «Час Альфреда Хичкока») был очень популярным на американском телевидении в 1950-е и 1960-е годы. Все получасовые серии, снятые разными авторами, объединяло одно — личный бренд режиссера. Как конферансье, Хичкок каждый раз представлял эпизод, а затем говорил несколько слов после показа. Кроме того, все серии были сделаны исключительно в рамках тематики и жанрового своеобразия хичкоковского кинематографа — детектив и триллер. Поэтому сериал нельзя считать никаким другим, кроме как «хичкоковским».
В рамках этого проекта вышел один эпизод, который впоследствии получил широкую популярность, — «Человек с юга», сделанный актером и телевизионным режиссером Норманом Ллойдом (на его режиссерском счету не так уж много фильмов). В эпизоде снялись Питер Лорре и Стив Маккуин. По сюжету герой Стива Маккуина знакомится в казино с девушкой, а затем они заводят разговор с эксцентричным, относительно пожилым мужчиной (Питер Лорре). Таинственный незнакомец предлагает молодому человеку пари — тот десять раз подряд зажжет свою зажигалку, «которая никогда его не подводила», и в случае успеха получит дорогой автомобиль. Если же молодой человек хотя бы один раз не сможет зажечь зажигалку, то ему отрубят палец, который попадет в коллекцию к пожилому мужчине. Герои долго торгуются, после чего молодой человек соглашается держать это странное пари.
До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой.
Не так давно телевизионные сериалы в иерархии художественных ценностей занимали низшее положение: их просмотр был всего лишь способом убить время. Сегодня «качественное телевидение», совершив титанический скачок, стало значимым феноменом актуальной культуры. Современные сериалы – от ромкома до хоррора – создают собственное информационное поле и обрастают фанатской базой, которой может похвастать не всякая кинофраншиза. Самые любопытные продукты новейшего «малого экрана» анализирует философ и культуролог Александр Павлов, стремясь исследовать эстетические и социально-философские следствия «сериального взрыва» и понять, какие сериалы накрепко осядут в нашем сознании и повлияют на облик культуры в будущем. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Многие используют слово «культовый» в повседневном языке. Чаще всего этот термин можно встретить, когда речь идет о кинематографе. Однако далеко не всегда это понятие употребляется в соответствии с его правильным значением. Впрочем, о правильном значении понятия «культовый кинематограф» говорить трудно, и на самом деле очень сложно дать однозначный ответ на вопрос, что такое культовые фильмы. В этой книге предпринимается попытка ответить на вопрос, что же такое культовое кино – когда и как оно зародилось, как развивалось, каким было, каким стало и сохранилось ли вообще.
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».