Бесприютное сердце - [7]

ПЕРЕД БОЕМ ЗА СИДИ РЕЗЕХ

"Когда же,

когда же

все-таки

в бой?

Не обернулось бы дело

трубой?!"

"Заткнись!.."

Здесь,

обреченные серым пескам,

обращенные в призраки, ветром несомые (бесплотнее

ставшие мыслей дремотных, ночных наваждений)

в пустыне,

где ни солнца, ни малого блеска не теплится ныне,

даже зеркальца грузовика, что пылинка на каждой кабине

(не отвинченные до сих пор, несмотря на приказ по войскам),

в мертвом сердце этой наимертвейшей из умерших

стран, не подвластной векам,

где не прочно ничто и враждебно ко всем чужакам,

ко всему, что нарушить посмеет законы двумерной твердыни,

где один лишь песок вихревой,

неживой, ножевой,

одержим,

бесконечно кружим,

беспощаден к чужим,

так положено здесь, это норма,

так осколки бессчетных ракушек над берегом моря

взлетают, бичуемы яростью шторма:

здесь,

в этом мире песка, ураганного ветра, грядущего боя,

что проклят, и мерзок, и адов,

в скучной бездне которого нет ни росинки,

ни жаворонков, что под небом кроваво-алмазным

не спели ни песни, свое в океане воздушном

отпрядав,

где единая - о, слишком скоро - поднимается песня,

поднимается воем снарядов,

ревом бомбардировщиков, грузно входящих в пике,

дробным лязгом базук и зениток и беглою дробью

винтовок, с которыми будет слита трескотня

пулеметов, плюющихся смертью, бурчанием пушек,

и щелканьем пуль, и шипением моря огня,

свистом мин, переменой прицелов, откатом орудий,

отдачей прикладов,

гулким уханьем бомб, что взрываются,

вдосталь нападав;

здесь, как в бутылку ни лезь,

мы - лишь бесплотная взвесь,

унесенная в лимбы:

никому и не снилось доселе - скитаться по ним бы,

но застрявшая автоколонна стоит и стоит

до сих пор,

и никак не смолкает неведомо чей разговор:

"Итальяшку приткнуть,

но еще как приятнее - фрица..."

"Мы поедем когда-нибудь?" - "Чую, что нет!"

- "Потерпел бы ты, Билл!.." - "Нет уж, больше

терпеть не годится!

Ярость требует выхода, требует боя, огня,

не терпеть же, покуда она растерзает меня!"

"Ну так что же, пора ведь и Роммелю тоже налопаться грязи".

"То ли да, то ли нет".

"Слушай, юноша, слушай, давай заруби на носу,

усеки: крышка - или Бенгази!

В самом деле усек? Крышка - или Бенгази!

Крышка - или Бенгази!.."

Уж не ветер ли это,

приглушенный, скорбящий?

Или просто таков

рокот вечных песков,

нисходящий от ласки до злости,

как сухое царапанье кости по кости?

Или просто бессмысленный треп, и шалят утомленные нервы,

Ибо в кузове только снаряды, пустые жестянки

да ящики, как ни копайся, найти невозможно

мясные консервы?

Кто говорит,

чьи голоса

долетают сквозь всхлипы ветров?

И жужжанье песка, и гуденье моторов, и хлопанье

пыльных брезентов, как бритвой, вспоров,

но при этом звучат монотонней, чем капли, долбящие

камень, и тоньше, чем писк комаров,

на людские похожи, но каждый

жесток и суров,

пусть они ободряют друг друга - от них на душе

одиноко и больно,

как если бы сердце навеки утратило кров?

"Закругляйся, кончай, прекрати!" "Да, сворачивай",

Нет, Пит не врет, ты трепло... Слушай, Кен,

замолчи и меня не серди,

вы чего дожидаетесь, смерти? Того, что и так, как

ни кинь, у тебя,

у меня и у всех остальных впереди?

Так дождетесь и сдохнете! Там уж поблажки

с названием смерть, как ни кайся, не жди!.."

"Билл, постой, погоди!

Мы с тобой, ну не злись же ты, Билл!.."

Кто кричит,

кто зовет,

и кого облекла полутьма

так угрюмо, так жутко?

Кто ворчит в полумраке,

подобно тому, как не может умолкнуть сама

по себе дождевая погудка?

В этом тусклом краю кто решается голос подать

вне пределов ума, на задворках рассудка?

"Разворачивай пушку свою, эх и вложим, сынок,

эх и вмажем!

Все к чертям, так прицелься - и вмажем!

Черта с два нас накроют, мы сами им небо

в алмазах покажем!"

Человеческий плач или просто бессмысленный шум

эти клятвы, проклятья, вопросы, итоги мучительных дум

в протяженности ветра, в тягучести хода минут, в непрерывной

агонии серых мгновений, в глухом замедлении

времени, мерно струящемся в трюм

исполинских песочных часов, - голоса это

или рокочет самум?

"Пит, прошу, дотянись, передай-ка мне джем,

хоть пожрать-то пора нам...

Тьфу, и в джеме песок..."

"Да послушайте, это не ветер, здесь пахнет уже

ураганом!"

Все сильнее песчаные вихри,

порывов повторы.

Разговоры, опять разговоры...

"Просыпайся-ка, Билл, тут тебе не Каир, позабудь

эту девку, не шлепай губой!"

"Черт возьми, ну когда же, хотелось бы знать

наконец, ну когда - в наступление, в бой?!"

Уж не ссора ли это на пляже морском,

где ругается ветер с прибрежным песком?

Или ворчит по старинке

песчинка - песчинке?

Не трепещут ли здесь, в беспредельной невнятице звуков,

словно тысячи сломленных крыльев - осколки

скелетов, столетья бесплодно простукав,

сквозь молчанье пустыни, сквозь грань разумения,

руки забытых в песках мертвецов

не стремятся ли знаки подать нам, сознанье вконец убаюкав,

о победах и гибелях прадедов, дедов, отцов,

о веках беспощадной войны и раздора, о славных

трофеях, восстаниях брата на брата

рассказать этим странным, бессвязным словесным стаккато

здесь, где нет ничего, кроме шороха, сумрака, страха,

щебня, камешков мелких, разбитых ракушек,