Бесики - [215]

Лука решил просить о заступничестве Левана и поспешил во дворец. Кряхтя и вздыхая, взобрался он по лестницам наверх и разыскал царевича.

— Защити, царевич, — бросился он на колени перед Леваном, — спаси от гибели!

— Что случилось, мой Лука? Не просишь ли ты у меня отпущения грехов? — с улыбкой спросил его Леван.

— Католикос лишил меня сана и посылает в изгнание.

— За что?

— На горе мне, я спрятал в карман книгу Бесики.

Леван нахмурился.

— Книгу Бесики? — повторил Леван. — Что говорить о книге, когда я не знаю, как спасти самого Бесики.

Один за другим сменялись томительные, бесцветные дни. К ним прибавились ещё более томительные бессонные ночи. Казалось, и друзья и враги забыли о Бесики. Никто не приходил к нему. Он сидел в тёмной камере в совершенном одиночестве и дрожал от холода. Раз в день сторож приносил ему чёрствый хлебец и маленький кувшин воды. Он ставил кувшин на самом пороге, клал на него хлеб и тотчас же закрывал дверь за собой. Георгия, который покровительствовал Бесики, куда-то убрали. Последнее время дежурили другие сторожа.

Непривычный к холоду и голоду, Бесики утратил бодрость и ослабел. Почти всё время он проводил лёжа на сене. Однажды почувствовал укол в шею. Он дотронулся пальцем до больного места и поймал чёрного клеща. Всё тело его сразу зачесалось, он чуть не разорвал на себе одежду. Вскочив на ноги, он заметался по камере. Сено внушало ему страх, он не решался на него лечь. Так он бегал взад и вперёд, пока его ноги не стали подкашиваться от усталости. Тогда он снова улёгся на сено и предался мрачным думам. Ужас сковывал его при одной мысли о том, что пройдёт тридцать дней и судьи опять придут к нему для допроса, приведут с собой палача Джалила и будут его пытать.

Но, может быть, его и не будут больше пытать, может быть, мучители не захотят тянуть целый месяц и сразу прикончат его — поставят на краю скалы и столкнут в Куру? О, каким бы это было счастьем в сравнении с теми страшными муками, которым он подвергнется через месяц!

Каждую ночь проводил он в подобных мыслях. Его постоянно напряжённый слух привык ко всем ночным звукам; он прислушивался к журчанию Куры, к глухому звону далёкого тари, к пению петухов, к карканью ворон на рассвете, к лаю и рычанию собак, к звону церковных колоколов, к протяжным возгласам муэдзина. В тягостной тревоге он ждал, что вот-вот раздастся звук шагов и в дверь войдёт палач. Но проходил день за днём, и никто не показывался. «Все меня забыли, — повторял измученный, обессилевший Бесики, — даже Леван! Кажется, сама смерть забыла обо мне! Неужели Анна не получила моего письма? Неужели она не сжалится надо мной и не пришлёт мне яду, чтобы пресечь мои мучения?»

Однажды вечером внезапно загремел тяжёлый замок, дверь отворилась и вошёл царевич.

— Здравствуй, скворец!

Бесики вскочил. Он остолбенел от неожиданности и даже не ответил на приветствие.

— Как поживаешь, стихотворец? — Леван оглянулся, рукой показал своим спутникам, чтобы они держались в отдалении, закрыл дверь и снова обратился к Бесики: — Ну, что ты поделываешь? Покорно ожидаешь приговора? Дела твои плохи. Анико не даёт мне покоя, всё просит спасти тебя. Но ведь ты знаешь моего отца, — он никому не прощает вины.

— Хотел бы я знать, в чём моя вина?

— Молчи! Всё открылось. Хочешь, перечислю твои преступления? Под Цхинвали, когда ты был у Тотлебена…

— О боже, ведь я…

— Постой, мне совсем не нужны твои оправдания. Почему ты не сообщил государю, что Тотлебен послал письмо ахалцихскому паше? Виновен ты в этом или нет? Виновен. Вот тебе одно преступление. Выехав из Тбилиси во время чумы, ты встретил по дороге Александра Амилахвари, который бежал из тюрьмы. Правда, то были тяжёлые дни, и все потеряли голову, но разве трудно было найти мандатура и сказать ему, чтобы он задержал беглеца? Знаю, ты скажешь — недостойно мужчины предавать несчастного. Ты прав, на твоём месте я поступил бы точно так же, но зато и был бы готов принять наказание. Вот тебе второе преступление. В Иране ты подружился с царевичем Александром Бакаровичем. Знаю, ты скажешь, что он наш родственник, двоюродный брат моего отца, и что ты не мог вести себя иначе… Но всё же это тяжкая вина. Это — третье преступление… Говорить дальше? Думаю, перечисленного достаточно, чтобы сиять с тебя голову. Так оно и случилось бы, если бы твой покровитель Леван не позаботился о тебе. Слушай внимательно! Я не могу освободить тебя, но я помогу тебе бежать. Тебе, конечно, нельзя жить ни в Тбилиси, ни в другом каком-либо городе нашего царства.

Леван скрыл от Бесики, что побег его устраивался с разрешения Ираклия.

— Я предпочитаю смертную казнь.

— Погоди, не торопись! Ты должен бежать в Имеретию и там дожидаться меня. Ты ведь давно мечтаешь об объединении всех грузинских царств по обе стороны Лихских гор? Мой отец давно бы расправился с царём Соломоном, если бы не боялся восстановить против себя Турцию. Дело нужно повести так, чтобы не сердить ни Турцию, ни Россию. Имеретинский престол займёт твой друг и покровитель Леван; это будет действительно объединение Грузии. Видишь, как судьба благосклонна к нам? Благодаря стараниям моего деда и отца сначала объединились Картли и Кахетия, теперь мы объединим всю Грузию, как Западное, так и Восточное царство.