Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни - [364]

Святые от юности, идя по этой дороге, дошли до Господа быстро и не очернили белоснежной одежды своей, ни один зверь не дерзнул им нанести раны или язвы.

Нам же, грешным, не надо смущаться тяжестью пути и нападениями врага. И раны получим, и удары, и в болото не раз попадем. Иди, не унывай, рану залечишь, из болота как-нибудь выйдешь и опять иди, устанешь — отдохни немного и опять — встань и иди. Как-нибудь дойдешь. Только бы со­всем не упасть, не быть убитому насмерть. Кончится путь, дойдешь до Господа. Ничего, что израненный и грязный. Все же дошел. Придешь, скажешь: «Господи, Ты видишь, как труден был мой путь, я, слабый, падал каждую минуту, но все же вставал и шел к Тебе, Господи. Я Твой, приими меня!»

И Господь приимет. Повелит Ангелам дать новую, чистую одежду, новый перстень обручальный взамен потерянного в болоте, и отвести в место покоя.

Неосуждение

Представьте двух путников, идущих к городу. Один пошел окружной дорогой, встретились ему горы и болота, приходи­лось их обходить или взбираться. Падал, утопал в болоте, ба­рахтался в реке. Другой пошел прямой дорогой и дошел лег­ко и быстро. При входе в город оглянулся, где спутник, и увидел его в реке, борющегося с волнами. Удивился, что не выбрал товарищ дорогу, по которой пришел он. И вошел в город.

Город — Царство Небесное. Трудный окружной путь к нему — путь подвига, борения, самоисправления, поста, мо­литвы, бдения. Сколько искушений и труда!

А путь прямой — неосуждение. В Отечнике известна исто­рия святого отца, причисленного к лику преподобных. Вел он не очень ревностную жизнь, не отличался молитвенным по­двигом, даже в церковь нечасто ходил. Но, умирая, улыбался неземной улыбкой. Братия, знавшие его нерадивую жизнь, удивлялись и укоряли, что перед самой смертью не ужасается за участь души. А он, продолжая улыбаться, повторял: «Радуй­тесь, пророки, радуйтесь, апостолы, радуйтесь, святители!» Будто он их видел и приветствовал, а затем обратился к бра­тиям: «Простите меня, братия, я вел нерадивую жизнь, не нес подвига молитвенного, но с того дня, как я поступил в мона­стырь, ни разу никого не осудил». И с этими словами скон­чался.

Велико неосуждение, оно без труда доводит прямым путем к Царствию Небесному. Будем стараться идти им. Хочется осудить — замкни уста и удержи осудительное слово. Внут­ренне не осудить трудно — это плод величайшего смирения, доступный немногим. Но удержать слово в нашей власти, и мы все обязаны работать над собой.

У одного человека было сто пудов хлеба. Он пошел и про­менял весь хлеб на лохмотья, лохмотья взял себе, а хлеб отдал тому, у кого взял лохмотья. Как назвать поступок такого че­ловека? Безумным, конечно. Но так же безумно вечную жизнь менять на суету удовольствия, а что такое по сравнению с веч­ностью театры, увеселения разные (танцы), не лохмотья ли?

Бинокль

Мы все знаем, что такое бинокль. С одной стороны два больших стекла, с другой — два поменьше. Если смотришь в маленькие стекла, то все далекое видишь близким. И обрат­но — если смотришь в большие, все, что рядом, кажется от­даленным.

У врага нашего спасения тоже есть бинокль, который он приставляет к глазам людей и дурачит их. Отдаляет от нас все Божие, все необходимое для спасения представляет очень от­даленным и даже иногда совсем невидным, приставляя к гла­зам два адских стекла — безстрашие и нерадение. Человек, смотрящий в них, перестает думать о смерти: он ответит пос­ле нее за все свои дела, слова и мысли. И если ему случайно напомнит кто-нибудь об этом, допускает хульный помысл: «Да уж есть ли будущая жизнь? Ведь только пишут, а на са­мом деле никто не знает». Или: «Я молод, успею подумать о покаянии, можно пожить, повеселиться, а покаяться всегда успею». И прирастут ужасные стекла к глазам, да так, что никак не отдерешь.

Бывает и наоборот: что неважно и незначительно — враг представляет близким и страшным, переворачивая диаволь­ский бинокль другой стороной и представляя глазам страх вражий и окаменение. Смотрит человек в него и теряет спо­собность молиться, думать о спасении, одолевают помыслы житейские, страх за жизнь, имущество как сохранить. Дума­ет: «Что я буду делать, если заболею или состарюсь? Кому ну­жен, кто меня будет кормить?» В таком состоянии, если кто и посоветует доброе, толку не бывает, на все есть возражение: «Хорошо говорить: сохраняй мир, а попробовал бы жить с теми, с кем я». Или: «Говоришь: «Молись, молитву Иисусову держи», а мне немыслимо, столько дел: печку топить, дров принести, то и то сделать. Какая уж молитва? Хорошо гово­рить тому, кто ничего не делает».

Уставы святых отцов, способы спасения кажутся неподхо­дящими: «Тогда другое время было, а в наше не подходит. Как правило исполнять, когда надо думать о насущном хлебе?» И будет рассуждать так бедный человек, пока не стряхнет ад­ского бинокля, все Божие удаляющего и приближающего вра­жие, пустяки делающее страшным.

Три адских пятна

У беса есть три адских пятна, которыми старается он за­пятнать наше сердце. Чтобы бояться этого, нужно представ­лять картину, как падают на нас они и как, с помощью Божи­ей, изглаживаются.