Беседы об искусстве - [77]
Живой кусочек античности, лежащий на этом диване, с теми же формами, что и у античной статуи, восхитителен. Бурое монашеское одеяние, вылепленное ярким светом, вторит телу. Укрывая царственные очертания этой чувственной плоти, оно сообщает ей суровый пыл молитвы, который выражало когда-то, страстный тон.
Античность не считала одеяние цвета палой листвы более красивым, чем красное.
Уголок рта, отклоняющаяся линия, сначала тонкая, потом расширяющаяся, подобно волне: античный дельфин.
Эти губы – словно прогулочное озеро, поделенное меж трепетными, столь благородными ноздрями!
Рот кривится во влажной неге, извилистый, как змея. Глаза набухают под шитьем ресниц.
Слова, слетающие с губ, очерчены столь дивным их колебанием.
Глаза, у которых лишь один уголок, чтобы спрятаться, укрылись в чистоте линий и безмятежности небесных светил.
Запрокинутое лицо – словно опавший плод; горизонтальный глаз плохо видит, но позволяет видеть себя и манит…
Каждый изгиб говорит все о той же мягкости, согласуясь с выражением бесконечного мира, ибо этот глаз – словно солнце разума и любви, что дарует жизнь, не сдерживает ее. – Тем не менее этот глаз и рот ладят друг с другом.
Красивый, но ускользающий профиль: выражение завершается, утопает там, где прелесть щек перетекает в шею.
С каким счастьем изливается разум на эту гибкую красоту – словно гипс, который точно следует по контурам формы, чтобы вернее воспроизвести ее!
В тени – полутона, которые лепят форму с такой правдивостью! Именно здесь во всей ее полноте сосредоточена прелесть чувственной Психеи. Но линия рельефа обрисовывается световой чертой, идущей вдоль всего бока и бедра.
Тройной персик, тройной пушок! Эта выпуклая линия полна своей собственной округлости, своей чистоты.
Гирлянды теней от плеча до талии и от талии до выступающей выпуклости бедра.
Сонная плоть, спокойное озеро.
Ровное море, где затихают волны страстей.
Просторная белая плоть.
Две молитвенно соединенные руки разделяют груди и живот.
Жест, который по грации может соперничать с жестом Венеры Медицейской, прикрывающей руками тайны своей красоты, – эта живая женщина защищает себя томной молитвой.
С какой поразительной страстью тень льнет к этому прекрасному телу! Руки, которых касается свет, отпечатываются на дивном плоде, который тень скрывает, но позволяет угадать его красноречивую тайну.
Без глубины рельефа контур не имел бы такой полноты и гибкости; он был бы сухим.
Прекрасная правая тень коленопреклоненной женщины; правая тень, которая делит туловище надвое, падает, преломляясь, на оба бедра, завладевая одним наполовину, а другим полностью, – контраст этой отбрасываемой тени и полутонов, одно дает жизнь другому.
Красота не принадлежит ни одной женщине в отдельности, но все они делят ее. Каждая из них осуществляется в своей личной красоте, как плод созревает согласно законам своего вида.
Сам я уже давно не знаю, что такое «академичность», но знаю, что такое женщина или цветок, которых еще не оскорбили, сделав академичными.
Архитектура
Огромные кровли соборов – это и покой, и пейзаж.
Деревья обживают и оживляют все, и грандиозная архитектура им нравится.
Деревья – архангелы, которые приветствуют друг друга, стоя в ряд и устремив расправленные крылья прямо в небо.
Глубокая и выразительная черная тень – не просто чернота, это пища для высокого вкуса: это глубина, главная сила красоты в Средневековье и во все времена.
Этот принцип глубокой силы подарил всем векам, предшествовавшим нашему, стиль, который разветвляется на тысячи вариаций, вплоть до царствования Людовика XVI, до самой Империи включительно.
Готика – благодетельница Франции вплоть до 1820 года. Ее черты до сих пор встречаются у некоторых наших крестьянок, сохранивших тот же черный наряд с чепцом, что и у фигур, которыми украшены наши соборы.
Что прекрасно в пейзаже, прекрасно и в архитектуре – это воздух, это то, что никто не ценит: глубина. Она обольщает душу и ведет ее куда хочет.
Наливающийся стебель взволнован новым ощущением, похожим на то, что испытывает девушка, чувствуя, как округляются ее груди.
Процессия, вереница – душа барельефа. Это надпись, это обрамление собора, фриз, орнамент.
И колонны тоже вдохновляются процессией.
Выходя из церкви, я останавливаюсь под сводом портала и, запрокинув голову, смотрю на испод арки, идущей поверх тимпана. Впечатление неожиданное и сильное. Это ниспровержение мироздания, это хаос, а также Страшный суд. Из-за декора, выступающего за пределы арки, кажется, что архитектурные формы разобщены: некоторые стремятся вверх, другие падают вниз. В этом есть величественность катаклизма. К материальному потрясению в композиции добавляется потрясение человека, который на это смотрит в необычной позе, немного в три четверти, глубоко взволнованный. И это прекрасно! – Бурная минута.
Шартрский собор сейчас в моей душе, и там он встречается с этой мессой Моцарта, с ее накатывающими со всех сторон божественными звуками. Чарующие эффекты, бесчисленные огни.
И всплывают воспоминания моей юности; в ту пору я мог попасть куда-либо только бесплатно и все же скопил тысячи мыслей – деньги небес.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).