Беседы об искусстве - [58]
Я совсем недавно видел ренессансную церковь, где квадратный контрфорс, круглая башня и стена производили впечатление багета, – это доказывает, что самая крупная форма может давать тот же эффект, что и самая мелкая.
Большой свет, широкие линии горизонта. Поезд, убегающий вдаль, словно жонглирует искусственными облаками.
Мой взгляд возвращается к дороге. Как я люблю все это, все эти проявления жизни, которые встречаю на своем пути! Маленький домик на обочине: очаровательное гнездышко маленьких людей… Но вот автомобиль: издали завидел человека, переходящего дорогу, и мчится на него, словно в гневе! Все, что перед ним, его раздражает.
Я продолжаю свой путь. Можно начать его с любого конца. Разницы нет, это всегда красота в согласии с природой. Нет никакого начала: стоит сделать первые шаги, и появляется свет.
4
Невер
Этот собор – леса в небо.
Он берет разбег, устремляется ввысь, потом делает передышку, отдыхает на опорах первого яруса; затем сооружение возобновляет свой подъем к небесам и останавливается лишь на крайнем пределе человеческих сил.
Я пожинаю свои мысли с пользой и радостью только на ветру, овевающем фасады, в тени нефов, в прелести ясного утра.
Сегодня я сам хозяин своей жизни.
Эти прекрасные массы теней, прекрасные массы света, полутонов – какая энергия! Всему этому готика придаст форму. И я чувствую, как готические соки растекаются по моим венам, подобно живительным сокам земли, что питают растения. Это кровь наших предков, выдающихся художников! До чего же редки сегодня умы, приобщенные к их геометрии, в которой вся человеческая мудрость, вся вера! Но после застигшей нас бури придут новые поколения: они-то и воздадут должное этим камням – священным, потому что они отмечены бессмертной мыслью.
Какое глубокое впечатление с первого же взгляда внушает мне эта величественная архитектоника! Она граничит с совершенством.
Мощь, в которой заключена духовная красота архитектуры, предстает здесь во всем своем богатстве.
Лучам света, проникающим внутрь здания, нравится его безлюдье.
Какая ошибка полагать, что готический стиль определяет стрельчатая арка! Неверская церковь Сент-Этьен совершенно круглоарочная: романская, стало быть? Но нет! Здесь присутствуют все основные черты готики, так что недостаточно одной детали, чтобы характеризовать целое.
Романский декор, представленный большими, глубокими, наложенными друг на друга нишами, – это память о крипте.
Аркатурный пояс, наружный контрфорс, поддерживающий стены. Сверху – короткие, толстые, мощные, с крупными навершиями пучки колонн; их одушевленные волей аркады кажутся кариатидами.
Неф залит мягким светом, который так любил Рафаэль. Есть тут и прозрачность Клуэ.
Греки прежде всех и прежде нас постигли эту магию света. Готические мастера усвоили ее сами по себе, потому что в природе человека восхищаться солнечными эффектами и использовать их, руководствуясь непосредственным чувством. – Здесь достигнуто впечатление незыблемости, подчеркнутое колоннами.
Тот же дух, что сотворил Парфенон, создал и собор. Божественная красота! Только здесь больше тонкости: собор, если осмелюсь так выразиться, подернут неким светящимся туманом, где свет не струится, а спит, словно в лощинах. Те, кто бывал в этих нефах в утренние часы, поймут меня.
Тем не менее во всем ощущение какой-то сырости, покорности – отдает тюрьмой. Это приводит мой ум к изначальному замыслу – страдание, жертва, любовь – вот что породило собор.
Снаружи апсида церкви с ее маленькими капеллами, которые лепятся к более высокой, объединяющей их, напоминает гробницу Адриана.
Прелестная удивленная Богоматерь: Дитя ищет грудь; но она рассеянно играет с Ним, забывшись, еще не совсем осознав, что стала кормящей матерью.
Святая святых чернеет в глубине хоров, придавая больше яркости золотому блеску свисающих ламп. Только в соборах с такой любовью пестовали эту магию потустороннего света. Он сияет на плитах пола, бросает отблески, горизонтально, наискось прорезает лучами массивные тени. И повсюду она у себя дома, эта царица полутонов.
За алтарем тень уплотняется в разделенной на ячейки апсиде. Это амбар, где спит зерно, винный погреб, откуда однажды прольется вино Господне… Только небольшие витражи, где резко очерченные святые мученики выделяются на ангельской синеве, освещают эти сумрачные приделы, эти гробницы.
Людовик XIV подарил этой церкви решетки дивного изящества, гармонирующие со всем зданием. Это потому, что стиль Людовика XIV – ответвление готики. Это было прекрасно. Решетки Людовика XIV заменили новой, якобы готической решеткой, карикатурой на готику. Это отвратительно. Это буква, но не дух готики, стало быть, на самом деле это вовсе не готика, потому что безобразное не принадлежит ни к какому стилю.
К нашему счастью, архитекторы пренебрегли этим шедевром. Он остается поврежденным, но нетронутым: его поломки избежали реставрации, но ничуть не мешают любоваться красотой планов и пропорций.
Мощная круглая скульптура поддерживает шпалерами тянущиеся каменные кружева. Эта серая погода, этот легкий траур дождливых дней с блеклыми чернильными пятнами по всему небу окутывает церковь нежной дымкой. И поют птицы, но не колокола. Не придется ли вскоре, чтобы услышать голос колоколов, отправляться в Рим?
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).