Берлинский боксерский клуб - [58]
– Что-то случилось?
– Я сказала – уходи! Не хочу никого видеть.
Я заглянул за занавеску: Хильди растянулась на кровати, лицом в подушку. Рядом лежал раскрытый дневник. Услышав, что я не ушел, она поднялась на локте, захлопнула дневник и недобро посмотрела на меня сквозь очки.
– Я же сказала – уходи! Можно мне хоть иногда побыть одной?
– С мамой все в порядке?
– А сам как думаешь? Когда последний раз с ней все было в порядке?
– Ее что-то расстроило?
– Не знаю. Когда я пришла, она уже была в ванной. А теперь, пожалуйста, иди.
Тут я обратил внимание, что в комнате у Хильди отчетливо пахнет тухлыми яйцами, и осмотрелся по сторонам. На полу у кровати лежало ее пальто, обильно вымазанное липкой желтоватой жижей.
– Что с твоим пальто?
– Меня расстреляли в тире.
– В каком еще тире?
– Мальчишки из гитлерюгенда поджидали нас после уроков. Когда мы вышли из школы, они стали кидать в нас тухлые яйца и кричать, что, кто первый попадет в жидовку, тот выиграл.
– А что учителя?
– Они больше нашего напугались. Сказали только, чтобы мы бежали быстрее и берегли головы.
– Это ужасно, Кроха.
– Что «ужасно»? Да ты вообще не знаешь, каково это – когда всем сразу видно, что ты еврей.
– Мне тоже непросто приходится.
– Ты – другое дело. Тебя от немца не отличишь. А у меня нос, волосы, кожа – все еврейское!
– Ладно, детка, не все так плохо. Давай лучше я почитаю тебе про Кроху и Воробья. Ты же любишь. «Сдается мне, нас ждут приключения…» – начал я с надеждой, что она подхватит боевой клич.
– Тебе самому эти Кроха и Воробей еще не надоели? Это же для малышей. А мне, Карл, уже одиннадцать. Я уже, чтобы ты знал, не малыш. Но почему-то никто из вас этого не замечает.
Она была совершенно права. За последние несколько месяцев Хильди из маленького ребенка незаметно превратилась в почти что подростка. Щеки у нее опали, ноги и руки стали длинными и худыми, как у меня. Еще немного, и в ее детском облике начнут проступать женские черты.
– Я замечаю, – соврал я, сел рядом и тронул ее за плечо.
Она раздраженно отдернулась.
– Не ври. Ты ничего не замечаешь, кроме себя самого и своего дурацкого бокса.
– Это неправда…
– Помнишь, что за день был вчера?
– Вчера была среда. Какое отношение это имеет…
– Вчера был мой день рожденья.
У меня сжалось сердце. Как же мы могли забыть? Меня разобрала злость на себя самого и еще сильнее – на родителей. Так нельзя. Она же ребенок.
– Ой, Кроха, прости.
– Ничего, ничего.
– Давай устроим праздник…
– Не нужны мне ваши дурацкие праздники.
– Но Хильди…
– Мне вообще ничего не нужно. Только побыть в одиночестве. А здесь это невозможно.
– Если хочешь, можешь спуститься в подвал. Там ты будешь одна.
– Я не хочу в подвал, не хочу в идиотский закуток из простыней. Хочу жить в нашей старой квартире. И чтобы всё снова стало как раньше.
Она заплакала.
– Хильди, перестань, все в порядке…
Она вскочила с кровати.
– Ничего не в порядке. Карл! Я это отлично понимаю. И ты тоже понимаешь. И мама, и папа. Все это понимают.
Она бросилась прочь из комнаты и дальше, к входной двери.
– Хильди, постой! – крикнул я и побежал за ней.
Но было поздно: когда я выскочил на улицу, ее уже и след простыл.
Я вернулся в комнату Хильди. На столике у кровати, как и раньше, сидел Герр Морковка, но почти все остальные игрушки и детские штучки, наполнявшие ее прежнюю комнату, куда-то подевались. В этой комнате вообще было мало вещей, по которым можно было судить о ее обитателе. Я сел на кровать и, понимая, что делать этого, в общем-то, не стоит, раскрыл дневник. Его заполняли короткие стихотворения и мысли о жизни нашей семьи. Все вместе они складывались в рассказ о грусти и одиночестве, которые все сильнее одолевали Хильди. Одной из последних записей было стихотворение:
Я закрыл дневник и бережно положил его обратно на кровать. До сих пор я даже приблизительно не догадывался, с какой непроходящей болью живет Хильди, как отвратительна самой себе она бывает. А еще меня поразило, какие зрелые и выразительные вещи она сочиняет. Сразу понятно, что пишет не маленький ребенок, а юный, по-настоящему талантливый автор. Кроху с Воробьем она, без всякого сомнения, давно переросла. В тот раз я впервые заметил, что с ее книжных полок куда-то подевалась коллекция комиксов с приключениями любимых героев. Но не могла же она в самом деле взять и выбросить их. Я проверил все ящики комода – там комиксов тоже не было. Только заглянув под кровать, я обнаружил их спрятанными под старыми свитерами и облегченно вздохнул: значит, в нынешней Хильди все-таки остается что-то от той, прежней маленькой девочки.
Я уложил свитера обратно на комиксы, подобрал с пола ее шерстяное пальто и отнес на нашу импровизированную кухню. Я долго тер его щеткой, которую то и дело споласкивал в ведре с водой. Яйца отчищались плохо, потому что часть жижи успела глубоко впитаться в шерстяную ткань и там, в ее толще, засохнуть. Управившись, как мог, я отнес пальто в комнату Хильди и положил на кровать.
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.