Берлинская жара - [94]

— А что, сейчас молодежь танцует что-то особенное?

— Не знаю. Танцы в публичных местах запрещены. — Ослин чуть приподнял подбородок: — Но не вальс.

— Ну, допустим. — Мюллер ощущал себя сидящим в лодке без весел. Он не стал наказывать Гиринга за провал операции, помня о его болезни, но остальных это не касалось: нехватку профессионализма в своем аппарате шеф гестапо всегда выжигал каленым железом. — Дайте запрос в Силезию. Пусть там пороются в ее прошлом.

— Слушаюсь, группенфюрер.

Короткие пальцы Мюллера выбили нервную дробь по поверхности стола. Сидевшие вокруг участники совещания подвыгнули и без того прямые спины.

— Ладно, давайте узнаем, что мы еще упустили? Венцель?

Собравшись с духом, Венцель поднялся с места под прожигающе вопросительным взглядом шефа гестапо. Из его очень короткого выступления следовало, что до сих пор не удалось расшифровать донесения нойкельнской радистки — кроме того, которое поддалось Кубелю. Перекодировка последующих свела к нулю первую удачу, и дешифровальщикам Форшунгсамт пришлось все начинать сначала. Следуя приказу Мюллера, отданному, конечно, в порыве раздражения, но от этого не переставшему быть приказом, Венцель, проигнорировав протесты врачей, распорядился перевести Кубеля куда-нибудь на окраину. Задыхающегося от боли Рекса погрузили в санитарную машину и доставили в палаточный госпиталь в Хеллерсдорфе. Ошарашенные врачи не знали, что делать с таким пациентом, ему срочно требовалась помощь совсем иной квалификации, но после слабых возражений просто положили его в дальнем углу, поручив сестре, по мере надобности, вкалывать ему допустимые дозы опия. Спустя три дня Венцель самолично явился в Хеллерсдорф. Исхудавший, с пустым взглядом, Кубель лежал на покрытых простыней досках в стороне от других раненых и шевелил пересохшими губами, как будто молился. Венцель пододвинул табуретку, сел на нее, положил руку на плечо Кубеля и начал его уговаривать взять себя в руки, вспомнить коды, рассмотреть возможность включиться в работу. «Я верну вас назад в «Шарите», — пообещал Венцель. — Там вас быстро поставят на ноги». Кубель повернул к нему голову, облизал губы и с трудом прошептал: «Пошел в жопу». «Что-что?» — не разобрал Венцель и приблизил ухо к губам Кубеля. Рекс набрал в легкие воздуха и чуть громче повторил: «Пошел в жопу своей мамы, откуда ты вылез». Впервые в жизни Венцелю захотелось своими руками убить человека. Тем не менее через день, проклиная все на свете, он вновь приехал к Кубелю, но тот не стал с ним разговаривать.

Разумеется, обо всем этом Венцель ничего не сказал в своем выступлении. Мюллер тяжко вздохнул и безнадежно махнул рукой. Потом спросил:

— А что не так с передатчиком? Чем он вас так удивил?

— Дело в том, что передатчик… это дрянной передатчик. Самоделка, — сказал Венцель. — Его собрали вручную, и, по нашим предположениям, его мощности хватит на сигнал максимум километров семьсот-восемьсот, не больше.

Мюллер удивленно посмотрел на Шольца.

— То есть вы хотите сказать, что он добивает не дальше Берна или Мальме? — уточнил Шольц.

— Совершенно верно.

— Ну, швейцарских или шведских нелегалов, равно как чешских и люксембургских, я, с вашего позволения, исключу, — поморщился Мюллер. — Следовательно?..

— Следовательно, они вели прямые передачи, допустим, в Берн, а оттуда — туда, куда им надо, — предположил Шольц.

— Совершенно верно, — подтвердил Венцель. — Возможно, это остатки «Капеллы» — допустим, после разгрома они сделали рацию, установили контакт с ячейкой в том же самом Берне, передавали туда донесения, а те перебрасывали их в Центр. Это могут быть американцы, англичане. Но я склоняюсь к тому, что это — русские.

— Почему?

— Первое донесение расшифровал Кубель, а он работал на русских.

— Или на англичан, — покачал головой Шольц и повторил: — Или на англичан, подполковник. Кубель не знал наверняка, на кого он работает. Он предполагал, но не знал.

— Да, штурмбаннфюрер. — Венцель метнул осторожный взгляд на Мюллера. — Но в последнем донесении есть фраза, напоминающая кодовые символы, которые использовал русский радист. Сейчас этим занимаются дешифровальщики.

— А что там этот… этот пьяница Кубель? Пришел в себя? — неожиданно поинтересовался Мюллер.

Венцель слегка оттянул тугой воротник кителя.

— Так точно, группенфюрер. Сейчас он переведен в пригородный госпиталь. Но… у него сломан позвоночник. И он, — Венцель запнулся, — не готов сотрудничать сейчас.

— Плевать! — жестко отрезал Мюллер. — Притащите его, если надо, волоком, за шиворот. И заставьте работать. Если он, как вы говорите, не готов сотрудничать, обратитесь к штурмбаннфюреру Ослину. Он поможет его уломать. — Мюллер опять провел пальцем под носом: ему было тесно в коридоре корректности, но он сдержался. — Надеюсь, вам понятно, господа, что результаты нужны мне немедленно. Если вам мало двадцати четырех часов, купите себе двадцать пятый. Гестапо его оплатит.

Когда совещание окончилось, Шольц попросил разрешения задержаться. Он достал из портфеля блокнот с записями Хартмана и положил его перед Мюллером.

— Что это?

— Отчет Хартмана о его разговоре с Шелленбергом.