Берлинская жара - [58]

— О, ужас! — встрепенулся Гиммлер, всматриваясь в окно. — Вы видели? Там стояло здание старейшей библиотеки Берлина. Разбомбили! Поистине, варварству британцев нет предела! И они называют себя цивилизованными людьми? Какая потеря для европейской культуры!

Шелленберг скорбно нахмурил брови. Оправившись от потрясения, Гиммлер заметил:

— В одном вы правы: требуется пересмотр стратегии. Как бы я ни верил Готу, Моделю или Манштейну, в ситуации, когда пять дней назад англо-саксы высадились в Сицилии, мы вплотную подошли к войне на два фронта. Муссолини не удержит власть. Нужен пересмотр стратегии.

— В том числе и нашей стратегии, рейхсфюрер. — По заинтересованному молчанию Гиммлера Шелленберг понял, что ступил на твердую почву. — Вы поступили прозорливо, взяв урановый проект под контроль СС. Уверенно могу сказать, что сегодня Германия лидирует в конструировании бомбы. Как показывают наши источники, в Лос-Аламосе разброд и шатание. Слишком много великих умов сошлись в одном месте. Им трудно договориться. Через утечки мы подбрасываем туда всё новые темы, ведущие в тупик, которые они вынуждены проверять, теряя деньги и, самое главное, время. Они настолько убеждены в зависимости наших циклотронов от тяжелой воды, что решили не успокаиваться на февральской диверсии в Веморке и приступили к подготовке атак на заводы «Норск-гидро» с воздуха.

— Это нам дорого обходится, — буркнул Гиммлер.

— Такова плата за технологический прорыв. И речь не только о замене тяжелой воды на сверхчистые графитовые стержни в качестве замедлителя нейтронов. Речь о форсированной переориентации теоретической физики на целенаправленную разработку уранового оружия. Здесь очень важно занять наших врагов фундаментальными вопросами, чтобы получить временной зазор, который позволит нам сделать бомбу первыми. О русских я даже не думаю. Сталин погряз в заботах о войне и в этом смысле не может составить нам конкуренцию.

— Шелленберг, вы мне это уже говорили. Да я и сам знаю. — Гиммлер снял очки и принялся их протирать. — Отвлекающий маневр с гидрокомбинатом в Вермоке проводится квалифицированно, чисто. Союзники верят, что нам необходима норвежская тяжелая вода. Вам не обязательно напрашиваться на комплимент.

— Нет-нет, я не претендую на лавры. И я не случайно акцентировал внимание на нашей стратегии, то есть на стратегии СС и лично вашей, рейхсфюрер.

— А разве стратегия СС может отличаться от стратегии рейха?

Шелленберг почувствовал, что лед под ногами дал трещину.

— Я бы сформулировал вопрос иначе: может ли стратегия СС стать стратегией рейха? — осторожно выпутался он, помня об idee fixe[10] Гиммлера. — Надеюсь, это риторический вопрос. Вы и без меня знаете, сколько крутится возле фюрера желающих возглавить процесс. Но если интересы СС поставить во главу угла, а это ваши интересы, то вполне может статься, что идея национал-социализма обретет новую энергию. Ведь, по сути, СС — это и есть рейх.

— Не знаю… — изобразил простодушие Гиммлер. — Если сверхоружие будет создано, все решится само собой, не так ли?

Шелленберг сел поудобнее.

— Дело в том, что период работы над бомбой — год. Что будет за год при таком развитии событий — неизвестно. Вам надо проявить решимость, действовать на опережение и, получив мир на западных границах, взять власть в рейхе. Но — уже с урановым оружием. Они не хотят говорить с СС? Они будут говорить с бомбой. Пройдет время — и мы поставим точку в этой истории.

— Нам, — тихо сказал Гиммлер.

— Простите? — не понял Шелленберг.

— Нам надо проявить решимость. А если точнее, — палец рейхсфюрера уперся в его плечо, — вам.

— Конечно, рейхсфюрер, именно это я имел в виду. — Шелленберг отлично понимал, кто станет козлом отпущения в случае, если о контактах с англо-саксами станет известно фюреру или кому-то из его окружения. Тогда объяснить их необходимость смог бы только сам Гиммлер, санкции которого он добивался. Сейчас он осознал, по какому лезвию ему предстоит пройти, чтобы рейхсфюрер не утратил интереса к его судьбе. Будучи прирожденным стратегом, он тонко чувствовал конъюнктуру и шел на риск с просчитанной уверенностью в том, что это единственный способ сохранить себе жизнь в перспективе неизбежного разгрома нацистского государства. Спастись вместе с Гиммлером, взойдя на вершину пирамиды, или спастись самому — Шелленберга устраивали оба сценария, но второй был опасен втройне.

— А что вас, собственно говоря, смущает? — с той же показной наивностью спросил Гиммлер.

— Время, рейхсфюрер, только время, — вздохнул Шелленберг. — Теперь оно не работает на нас. Через месяц мы сами убедимся, каких успехов достигли наши физики во главе с Боте, Вайцзеккером, Гейзенбергом. Очень немногие знают совокупный результат, который обеспечивают, на первый взгляд, разрозненные лаборатории, причем каждая из них занимается отдельной научной задачей. В Лос-Аламосе всё в одном месте. У нас — повсюду. Это нервирует наших врагов. Однако важно помнить, что в процессе научного исследования нужно пройти определенные этапы, сократить которые невозможно. Нельзя ускорить, например, процесс обогащения урана. Это проблема, ибо мы можем попросту не успеть. Я не сомневаюсь, бомбу мы сделаем. Но в какой военно-политической ситуации к тому моменту окажется Германия? Что будет с технической базой, с ресурсами? Именно поэтому говорить с британцами и их союзниками надо начинать именно сейчас. А аргументом в этом разговоре должна стать урановая бомба германского производства.