Берлинская лазурь - [53]

– Верное решение!

– Но все равно грустно. Все равно буду думать, что будь мы еще вместе, он бы до сих пор жил. Как тогда, помнишь, с Димой.

– Ой, не начинай, вот уж где твоей вины точно не было! Не стоит извиняться за то, что ты не посвятила свою жизнь вытаскиванию кого-то из глубокой ямы, в которую тот сам добровольно себя загнал.

– Ты права, но сама же понимаешь, ничто так не придает жизни смысла, как ощущение, что у кого-то ты – несущая конструкция.

– Факт, многие даже детей заводят исключительно из-за этого. А потом еще и упрекают, что те недостаточно в них нуждаются.

– Вот тут ты тоже лучше не начинай. Мне еще предстоит перезвонить маме и выслушать все о том, какой Леша был хороший и какая я свинья. Подумаешь, какую-то там измену не простила. Он же мужик, ему же надо, все гуляют, а я так доперебираюсь до абсолютно непризывного возраста. Хотя я, по ее классификации, и так уже непрофпригодна в качестве жены и матери. Но, как говорится, штош.

– М-да.

– С одной стороны, мне по-хорошему бы сейчас уже вернуться в Москву, наладить рабочие процессы, как-то в целом разобраться в своей жизни… Но с другой – тут с каждым днем все чудесатее и чудесатее, а там сейчас грустный ноябрь. Так что пока остались виза и деньги, я, пожалуй, тут еще поскрываюсь. А там видно будет. Поживу по принципу «я ежик, я упал в реку, пусть река меня несет». До сих пор это работало очень даже неплохо. Ты-то как? А то что-то мы весь вечер обо мне.

– Да я прекрасно, но это неинтересно. Не буду же я тебе весь вечер рассказывать о том, как у меня все идеально, какой у меня прекрасный мужчина, как он меня любит и как мне с ним хорошо. Ты ж меня побьешь, наверное.

– Не побью. Рассказывай.

– Кстати, я переехала жить к нему. У него потрясающий домик неподалеку от Трептов-парка, представляешь, два шага от центра – и свой собственный дом. Прямо как я мечтала в самых влажных мечтах. И мы с ним прекрасно уживаемся. А у меня обычно с этим большие сложности. В общем, все настолько идеально, что аж противно. Я даже поначалу думала, не маньяк ли он, слишком уж он хорошо ко мне относится. Но как ни искала секретную комнату, как ни задавала каверзные вопросы, ни-че-го. Чист и прекрасен. Очень сложно себя убедить, что так бывает, но я работаю над этим. Непонятно только, чем я это заслужила?

– Заслужила. Однозначно заслужила. Ты стольким людям помогла, что вот смотри – воздалось.

– Ага, чет спина только чешется, посмотри, там крылья часом не режутся?

– Еще нет, но над головой уже немного засияло.

– Кстати, я ж Ханса недавно встретила…

– Ого!

– Это было прекрасно! Я ж его везде заблокировала, и вот он через недельку примерно объявляется возле моего подъезда. А мы с Алексом, как по заказу, прям заявляемся под утро, после клуба, расписные, тепленькие, вылезаем из такси, целуясь и чуть ли не трахаясь, а тут он, внезапно, дратути, на ступенечках сидит. Тоже, конечно, пьяненький и изрядно замерзший, неизвестно сколько он там меня ждал. Увидел, закатил истерику, что мол одумался, все понял, и с девой той расстался, и мириться пришел, и ты одна мне нужна. А ты, ишь, русская шлю-ю-ю-юха, уже на другом хуе крутишься, вот как же так! Ну я ему объяснила, что ин ди гроссен фамилие нихт клювен клац-клац, надо было как-то раньше соображать, нужна тебе баба или ты будешь дальше ждать у моря погоды. А годная дева – она, понимаешь, сегодня есть, а завтра уже не твоя, вот ты и бесишься. Алекс в истерике ржет над моим якобы немецким и манерой исполнения, этот стоит и пылает от негодования, но, что характерно, в драку не лезет, не та ментальность. Так и убежал. Обозвал напоследок неприличными словами и крикнул что-то вроде «я буду жаловаться». Это мне Алекс потом перевел. Меня порвало просто, интересно, кому он там жаловаться собрался и на что? Но он ответил, что местные настолько привыкли чуть что – сразу жаловаться, что не исключено, у них и для мудаков профсоюз есть. Смотри, придет тебе постановление суда на возмещение морального ущерба в виде пятнадцати минетов и часа анального секса, будешь знать, как отшивать коренное население. В общем, проржали мы над этим оставшиеся полночи, а потом он предложил переехать к нему. Так, мол, спокойнее. Все же, как ни крути, а русские мужики нам сильно понятнее и ближе. И нет всей этой странной херни с раздельными счетами. Ты ж меня знаешь, мне не сложно заплатить и за себя, и за того парня, но на хрен он тогда мне нужен такой?

– Понимаю. Очень за тебя рада. Надеюсь, я все же буду тебя иногда воровать у этого твоего идеала. Просто так, а не только когда кто-нибудь умер.

– Разумеется, будешь. Хочешь, я останусь с тобой здесь столько, сколько нужно? Пусть идеальный парень хоть выспится наконец-то.

– Хочу. А завтра, как проснемся, пойдем на ярмарку. Она, я видела, уже открылась, и тут совсем рядом.

Вместо ответа Катя обняла ее. Она гладила Лизу по голове, шептала что-то умиротворяющее и чувствовала, как та наконец расслабляется и ее начинает клонить в сон.

Снова снилась Эя. Она то издалека махала рукой и звала за собой, то была совсем рядом и пыталась очень эмоционально и даже агрессивно что-то втолковать. Но Лиза никак не могла расслышать ее, будто кто-то выключил звук или они были под водой. Эя словно пыталась вытащить Лизу куда-то наверх, но у нее не получалось, и она срывалась на немой крик. Потом снился тот самый пляж и Леша. И он все же уходил под воду, и она следом за ним прыгала в море, понимая, что на берегу ее больше ничто не держит. И там, под водой, они будто бы снова были вместе, могли жить и дышать и были счастливы. А потом появился Ханс и орал, что ей надо срочно бросить Лешу, больно тащил за руку на поверхность. Но тут появилась огромная черепаха с лицом Лео, которая схватила ее за ногу и утаскивала обратно на дно, разрывая плоть и кожу. И где-то рядом билась в агонии похожая на русалку Эя, которую тоже поймали и пытали. Теперь Лиза слышала только ее крики. И снова она думала о том, что, не спаси тогда Лешу, все было бы совсем иначе и, может быть, она нарушила вселенское равновесие. Потом она видела его повешенным в своей квартире, но при ее приближении он открыл глаза и посмотрел заискивающе и жалобно. Она протянула руку, чтобы дотронуться, но тут он мгновенно изменился в лице и со звериной яростью схватил ее за запястье и начал выкручивать руку. Лиза заорала от боли и проснулась. Катя трясла ее, пытаясь разбудить. Подушка была мокрая от слез. Подруга без вопросов залезла к ней под одеяло, обняла, прижала к себе и до утра гладила по голове, позволяя выплакаться, будто бы стараясь выжать из нее всю боль до конца.