Берлинская лазурь - [51]

– Долго писать, давай на днях встретимся?

– Давай, хочешь, заезжай сегодня?

– Не, мне надо прийти в себя…

– Ок, пиши тогда заранее, чтоб я успела слезть с Алекса и накинуть на себя что-нибудь.

– Договорились, напишу.

Немного повеселев, она нажала на верхнее неотвеченное сообщение. Прочитала и отбросила телефон, словно он вдруг раскалился в ее руках. Спохватилась, взяла его снова, открыла следующее, и следующее, и еще, и все они наперебой сообщали ей одно: Леша умер.

Так бывает, когда вроде думаешь, что больше не любишь, и вообще он козел и дрянь, но стоит ему взять и исчезнуть, не за дверь, не к другой, а совсем, и тут же кажется, что вовсе ничего никуда не делось, что он был не таким уж плохим, а вот сама ты могла бы быть внимательнее и лучше, и тогда бы… И эта мысль затягивает, как болото, и понимаешь, что самой тебе никак не выбраться. Она снова нашла в списке Катин контакт. Буквы расплывались, написать сообщение мешали слезы. Она нажала кнопку «позвонить». Катя ответила не сразу и слегка раздраженно, судя по неровному дыханию, она была занята пробежкой или чем-то гораздо более полезным и приятным.

– Да, чего?

– Ты не могла бы сейчас ко мне приехать?

– Э-э-э-эм, ну вообще-то я… Так, подожди, а что у тебя с голосом? Что случилось?

– Мой бывший прошлой ночью умер.

– Этот му… ой, прости! Леша?

– Леша.

– Извини. Буду через полчаса. Держись там, ладно?

– Хорошо.

Она повесила трубку. У нее было целых полчаса, чтобы вдоволь прореветься в одиночестве, и она не собиралась терять ни минуты.

Катя вихрем ворвалась в квартиру ровно через полчаса. Пока она поднималась на четвертый этаж, Лиза успела умыться и силой воли прекратить повышать уровень моря своей соленой водой. Вместо приветствия Катя заключила ее в объятия, будто пытаясь отогреть и защитить от всего окружающего мира. Молча. Она прекрасно понимала, что любые слова сейчас бесполезны. Надо просто это пережить. Ей самой уже не раз доводилось хоронить друзей и близких, очень близких. Ее родителей не стало, когда ей было тринадцать. Ее взяла на воспитание подруга семьи, и первый год они практически не разговаривали. Потом потихоньку начали, к пятнадцати разговорились, а к восемнадцати стали лучшими друзьями. И самыми близкими людьми на свете.

Тишину нарушила Лиза.

– У тебя есть табак?

– Конечно, и не только он, скрутить?

– Да, давай.

По балкону разлился сладковатый дым.

– Ты хочешь поговорить или просто помолчать?

– Наверное, поговорить, но я не знаю, с чего начать. Все так глупо. Я вроде уже и думать о нем перестала, офигенного любовника вот только завела, колумбийца, практически уже влюбилась, а тут…

– Колумбийца? Вау!

– Да, хорош как тысяча чертей. Мачо средь мачо, конечно, не дай Бог с таким жить, но перестать трахаться невозможно. Даже сейчас вспоминаю, как это было, и возбуждаюсь. А у самой слезы текут, потому что Леша… Ты ведь понимаешь, какой бы он ни был, сейчас вспоминается только хорошее. И то, как я его любила.

– Конечно, понимаю. Перед тем как разбились мои родители, мы поссорились. Ну, как обычно, повздорили. Подросток-бунтарь и порядочные предки. Не пускали меня куда-то, пока я там не сделаю что-то или типа того. И вот, когда за ними закрылась дверь, я в сердцах прошипела что-то типа «да чтоб вы сдохли», ну, ты понимаешь, как это обычно бывает в этом возрасте. Играй, гормон. А они взяли и вот. Исполнили. Мне потребовалось примерно триста часов психотерапии, чтобы убрать из себя чувство вины. И то не уверена, что до конца получилось.

Лиза покивала головой, затянулась, глядя вдаль, задержала дым, затем, откинув голову назад, с шумом выдохнула.

– Он повесился. И в предсмертной записке написал: «Лиза, прости, ты самое прекрасное, что было в моей жизни. Жаль, что ты не смогла меня удержать».

– Ох, ё-ё-ё… Вот зараза. Прости, я понимаю, что либо хорошо, либо никак… но блин.

– Да. Знал, куда бить. Напоследок. Теперь я остаток жизни буду размышлять, как бы я могла его удержать и что бы было, если бы я все же смогла. И блевать кровью от этих «бы».

– Не будешь, я дам тебе контакт своего терапевта. Дорого, больно, но того стоит. Поверь, я многих перепробовала.

– Родная, я не потяну, мне к тому же уволили.

– Вот блять!

– Вот именно она. Ее темнейшество, Виктория Сергеевна. Впрочем, я тоже хороша. Просрала все возможные сроки в беспорядочных половых связях и употреблении всего, что не приколочено.

– Но как я понимаю, ты не сильно об этом жалеешь.

– Не сильно. Но моей заначки хватит ненадолго, а чтобы взять новые заказы, надо вернуться в Москву. А этого сейчас совсем не хочется.

– На похороны не поедешь?

– Ну, во-первых, они состоялись уже пару часов назад, а во-вторых, мы и при жизни с его матерью не особо ладили. Подозреваю, она была бы не в восторге от моего присутствия.

– Понятно.

– Так что сейчас прогуляемся по всей обязательной программе через отрицание, гнев, торг и депрессию, а за принятием поеду снова к горячему латиносу. Он уже сегодня обзвонился, требует меня обратно в свое логово.

– Тоже вариант.

– Но грустно, конечно. Самое противное, что все обиды сейчас как рукой сняло. Вспоминаются наши поездки, наши вечера, наши шутки, наш последний Новый год. И кажется, будто я снова его люблю…