Берлинская лазурь - [47]

– Все те же деньги. Давай я расскажу тебе, как тут все устроено. Люди в кабинках получают определенную плату за то, что там находятся. Плюс премия, в зависимости от количества собранных ими лайков и времени, которое они смогут продержаться на сцене. Те кнопки, зеленая и красная, на которые так неистово жмут, и есть своеобразные лайк и дизлайк. Пока поступают хорошие оценки, ты в игре, но, как только начинает преобладать красная кнопка, тот, кто внутри, должен постараться выправить ситуацию, делая что-то необычное и завлекающее.

– Чудовищно.

– О да. Прямо как в жизни, согласись?

– Несомненно. И что же случается с теми, кого погребли под тяжестью дизлайков?

– Уходят, покидают нас навсегда, а на их место выбирается кто-то новый. Из зрителей, что регулярно сюда приходят. За них, кстати, голосуют участники. То есть зрители тоже получают свой вариант лайка, мы выбираем, нас выбирают, либо мы эту жизнь, либо она нас.

Новый шум разразился возле кабинки Ви. Там бесновался немолодой растрепанный мужчина, визжа что-то нечленораздельное и прикладывая к стеклу большое деревянное распятие. Ви же, встав на четвереньки, смачно облизывала его с другой стороны, бесстыже извиваясь, выгибаясь и все больше обнажая свои прелести. Толпа вокруг ревела от возбуждения. Мужичок, стараясь перекричать шум, перешел на ультразвук и со всей силы начал долбить крестом по стеклу.

– Почему сейчас нет сигнала, он же явно устраивает беспорядок?

– А он уже, считай, свой. Практически часть программы. Ездит за нами по всей Европе и проклинает, обзывая демонами и ведьмами. Особенно держит зуб на таких роскошных красоток, как твоя подруга. Оно и понятно: видать, всегда хотелось, но никогда не давали. Вот и страдает, инквизитор несчастный, но только его, конечно, никто не воспринимает всерьез. Телочек, как ты видишь, это только раззадоривает, да и толпе на потеху.

С той стороны послышались бурные овации и улюлюкание, в которых утонул истеричный и уже плачущий голос проповедника-неудачника, затем какие-то особо сердобольные граждане под руки вывели его из зала, произведя этим новый фурор и явно обеспечив публику темами для обсуждений.

– Мы порой даже сами нанимаем актеров для разыгрывания подобных партий. Очень освежает. Правда, пришлось-таки усилить охрану, но это не страшно, доходы многократно возросли, люди любят скандалы.

В подтверждение его слов в народе завязалась настоящая драка. Человек двадцать – женщины и мужчины – дубасили друг друга всем, что оказывалось под рукой: зонтиками, сумками, пустыми бутылками. Подоспели охранники в черном и растащили их по углам. Пока они наводили порядок, снова появился тот самый старичок с огромным булыжником в руке. Он в три прыжка оказался у кабинки Ви и с силой швырнул камень в стекло. Булыжник, не оставив на кабинке ни малейшего следа, срикошетил обратно, наградив своего хозяина ссадиной в половину лба. Тот скукожился, как-то жалобно заскулил и, держась за голову, побрел к выходу, уже не обращая внимания на срамотищу вокруг. Лизе даже стало его жалко. В конце концов, ей тоже казалось, что здесь происходило нечто не совсем нормальное и определенно дьявольское, с учетом общей низменности желаний. Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота, и захотела поскорее выбраться на свежий воздух, отряхнуться и оказаться подальше от этой терзаемой жаждой наживы и признания толпы. Будто прочитав Лизины мысли, Петр взял ее под руку и повел обратно. За кулисами было по-прежнему тихо и безлюдно. Не дожидаясь приглашения, Лиза опустилась в большое мягкое темно-красное кресло, спрятавшись в нем, как в домике. Хотелось уйти, но, во-первых, она не желала снова встречаться с толпой, а судя по гулу со стороны входа, количество страждущих все не уменьшалось. Во-вторых, ей было совестно вот так бросать Ви. Конечно, она понимала, ничего совсем уж плохого с ней тут не случится, но все равно это было как-то не по-человечески. Ну, и в-третьих, все же было любопытно, как далеко зайдет это буйство потребительских вожделений. Ее недавний спутник присел на стоящую рядом тахту, поставил на низкий стеклянный стол два бокала и начал неторопливо открывать невесть откуда взявшуюся бутылку бордо.

– Не понравилось, да?

Лиза поежилась.

– Если честно, не очень. У меня в некотором смысле боязнь толпы.

– Но ведь напугала тебя не толпа.

– Не толпа. Не знаю, кем бы я меньше хотела оказаться: экспонатом или зрителем-палачом. Прости, если обидела.

Он молча протянул ей бокал вина.

– Вовсе нет. Этот проект действительно стал редкостным дерьмом, но теперь я даже не могу его свернуть. По сути, он больше мне не принадлежит, хотя я продолжаю получать за него неплохие деньги. Могу спиваться хорошим, дорогим вином, а не дешевой водкой, как те, кому повезло меньше.

Он залпом осушил бокал и тут же налил еще.

– Твое здоровье. Не повторяй моей ошибки, никогда не меняй то, что ты делаешь, только на деньги.

– А на что тогда?

– На удовольствие, на жажду жизни, на стремление отыскать что-то новое, оставить красивый след. Вместе с деньгами тебе должно доставаться что-то еще, иначе твоя магия станет просто работой, бессмысленной и питающейся тобою же.