Берестяная грамота - [4]
Девчонка эта ребятам ни в чём не уступит. Она была и председателем совета пионерского лагеря, и лучшей гимнасткой школы, и даже стояла вратарём в футбольной команде Воронежской улицы. Ну, а язычок у неё!
Серёга злился. А она только пуще дразнилась. Серёга даже как-то её стукнул, да она изловчилась, схватила его за шею — и бух в сугроб!.. Сама она крепкая, лицо в веснушках, волосы огненно-рыжие, косичками топорщатся. В классе её побаивались.
Сегодня Сергей, поравнявшись с Говорковой, тронул её за руку и шепнул:
— Зишь, дело есть…
Зайдя за сарай, он распахнул пальто, дал Зинке и Кольке пощупать что-то железное и круглое во внутреннем кармане.
— Граната! — разом сообразили те.
— Догадливы вы, я смотрю, — процедил Серёга. — А может, догадаетесь, зачем я её раздобыл?.. То-то. Со старостой сегодня считаться пойдём!
Зина хлопнула в ладоши, а Коля покачал головой:
— Нас же, как котят, похватают!
— Дурья башка! Ты что ж, меня за Капустку-несмышлёныша принимаешь? Нет уж, в петлю я не собираюсь. У меня план что надо!.. Помните, как мы деда Митрофана на пасеке дразнили?
Года два назад ребята так подшутили. Осторожненько гвоздик в оконную раму Митрофанова домишки вбили, на нитке грузик подвесили и к тому грузу длинную нитку прицепили. И потянули её за собой в кусты. Дёрг-дёрг, в окошко стук-стук. Выбежит дед Митрофан — никого. Вернётся в дом, снова кто-то барабанит.
— Что, гранатой по раме тарахтеть будем? — не понял Колька.
— Раз трахнем — и всё! — засмеялся Серёга. — За бечёвку из кустов дёрг — и окно навылет… Мы же сами сегодня Готману шнапс носили. Значит, кто-то будет у него, перепьются, не поймут спьяну, кто да что. Понял теперь?
Зинка сдвинула брови — она так всегда делала, когда что-то обдумывала, — и, подняв лицо к Серёге, сказала:
— А ну рванули!..
Колька ничего не сказал, и от этого ему стало стыдно. Где-то в глубине души он чувствовал, ох как остро чувствовал, что Серёгин план — глупость. Но в то же время понимал и другое. Вот они с Серёгой просили Калачёва: «Возьмите с собой, мы тоже будем фашистов бить», а теперь получается, подвернулся случай показать себя, предателя проучить, и первым в сторону он, Колька Матрёнин. Какая тогда ему вера? Нет, он не трус. Уж если решили…
— Пошли, — произнёс Колька. — Только не спеши, осторожно надо, всё предусмотреть…
«ЧТО ЗА ШУТКИ, ГОСПОДА?»
Друг за дружкой прокрались они через пролом в заборе. Теперь только двор пересечь и… Вдруг тень наперерез. И голос знакомый:
— Замри!
Калачёв! В ватнике, в ушанке стоит, палец к губам приложил…
Выбрались назад через пролом, присели за сугробами.
— Так… — протянул Калачёв. — Не вынесла душа поэта?
Колька зарделся: поэт — вроде он. Но ведь Максим Степанович не знает, что Колька пишет стихи. Нет, это он обо всей их компании. Затею их угадал, что ли?
А Серёга по-своему расценил слова Калачёва.
— Вот, граната у нас. Теперь вместе с вами…
Если бы на дворе было светло, ребята наверняка бы увидели, как помрачнело лицо Максима Степановича. Ох, как ему хотелось сейчас скомандовать им: «Кругом марш!» Да ещё прибавить такие слова, чтобы надолго отбили охоту к безрассудным затеям. Окажись он пятью минутами позже у дома Готмана, и свершилось бы непоправимое…
Но ведь у ребят были свои планы, у Калачёва — свои.
«Приказать им немедленно уйти, — подумал Калачёв, — не послушаются. Притаятся где-нибудь рядом, а потом, не зная, что к чему, придумают такое!.. Нет уж, если ребята решились, надо их брать в помощники. А мне Зинаида и впрямь пригодится. Для конспирации с ней удобнее…»
— Ребята, дело у меня посерьёзнее вашего, — сказал Максим Степанович. — Вижу: довериться вам можно. Отползайте-ка к Лавровке и там ожидайте Зинаиду. А мы с ней…
Зинка, несмотря на то что характером решительная, поначалу растерялась, когда вошла с Калачёвым в сени и услышала из комнаты гул голосов.
— Проходи, проходи, Степаныч! — Готман прямо с порога потащил Калачёва в комнату.
За столом, уставленным тарелками, сидели двое.
— Э, да я не в урочный час… — протянул Калачёв. — Только уж просим прощения. Жена, понимаете, совсем житья не даёт. Сходи да сходи, говорит, к Фридриховичу за швейной машинкой. Ведь, говорит, обещал и деньги уже уплатили. Вот и дочку со мной отрядила. Не вертайтесь, говорит, без машинки!
Готман расправил седые пышные усы, огладил жилетку.
— Всё будет честь по чести. Есть, есть у меня один экземплярчик. Собственный. Ещё от старых добрых времён, зингеровский! Сейчас достанем машиночку из потайного уголка. Прятать, прятать, господа, надо всё. Не ровен час, бандиты из леса нагрянут. Так-то… А вы пока с дочуркой присаживайтесь. Что бог послал, отведайте вместе с господами из Брянской управы.
«Господа» — один чернявый, вёрткий, другой с рыхлым широким лицом — видать, уже изрядно приложились к угощению. Задвигали стульями, освобождая место неожиданному гостю.
— Так это как понимать, уважаемый, — начал вертлявый, наливая в стаканы самогон, — думаете своё швейное предприятие заводить?
Калачёв ухмыльнулся, не спеша ковырнул в тарелке вилкой, положил себе груздочков.
— С предприятием пока можно и повременить. Устоится новая власть, осмотримся малость… А сейчас вот их надо обшивать. — Максим Степанович показал на Зинаиду. — Да и на продажу, на обмен кое-что приготовить…
