Белый свет - [91]

— Не уговаривай, — вырвал из его рук свой рукав Каип и хлестнул что есть силы камчой своего скакуна…

Торобек долго не мигая смотрел ему вслед, потом выругался и пошел домой, низко опустив свою горемычную голову. Своей земле он не изменил, не изменил и кетменю, из года в год поднимая в колхозе земледелие. И земля не осталась в долгу у своего верного сына. Несколько лет подряд бригада Торобека снимала рекордные по тем временам урожаи хлопка. Тогда и услышали земляки по радио правительственный указ о награждении Торобека Баясова орденом Ленина и Звездой Героя Социалистического Труда, а вскоре его избрали и председателем родного колхоза.

Конечно, не случайно однажды встретил Торобек земляка Каипа и стал звать обратно в Акмойнок, но Каип был упрям и от своего не отступался, тогда Торобек в сердцах, чтобы попугать, и высказал ему:

— Твой дом, Каип, на колхозной земле стоит… Через суд возьму с тебя налог и штраф за пользование колхозной землей!..

Так, силой, вернул Торобек Каипа обратно, а отвыкший за время работы в лесхозе от тяжелой крестьянской работы Каип стал просить председателя, чтобы определил его на работы полегче, чтобы можно было верхом, с камчой в руке…

— Ну что ж, — согласился легко с ним Торобек, — бери, Каип, табун и отправляйтесь с Гюлум на джайлоо… Дело для нас с тобой привычное, что называется, выросли бок о бок с лошадьми да овцами…

— Вах, Торобек, старый я зимой, весной мерзнуть на джайлоо!..

— А на земле, сам знаешь, легких работ нет…

— Возьми, Торобек, хотя бы мирабом, — взмолился Каип.

Торобек отвел глаза в сторону:

— Нет у меня сейчас такой свободной должности…

Тогда рассерженный Каип сильно вспылил, наотрез отказавшись быть табунщиком… А зря! Не прошло и пяти лет, как за успех в развитии коневодства всех — от заведующего да простых табунщиков — наградили высокими правительственными наградами и крупными денежными премиями.

— Эй, Каип, — встретил Торобек упрямца. — Ты мне напоминаешь благородное животное, то, что с длинными ушами… Только его да тебя приходится тянуть на свежую густую травку у арыка, уговаривать да подбадривать камчой…

Каип только обиженно фыркнул в ответ, конечно, догадавшись, с кем сравнил его председатель колхоза.

Маматай знал прекрасно, что, если отца его уговорить подчас было просто невозможно, то обмануть очень и очень легко. Однажды рано утром, когда Торобек спешил в правление, зашел к нему домой Каип. В это время появилась из кухни жена Торобека с разогретым пловом, оставшимся от ужина. А Торобек, то ли решил, что плова мало на двоих, то ли надумал просто подшутить над Каипом, только оттолкнул кесе[28] и наорал на жену:

— Вах, жена, одурела, что ли? Иль не знаешь, что не ем подогретые остатки? Прочь объедки, на двор скоту…

Каип, конечно, тут же клюнул на такую явную приманку и весь день судачил с кишлачниками:

— Слыхали, Торобек-то наш совсем заважничал: подогретый плов, баранье мясо не стал есть и ногой пнул…

«Пнул ногой». Каип безусловно, прибавил для красного словца, чтобы соседи скорее поверили в зазнайство председателя.

А сам Торобек долго смеялся, вспоминая, как обманул простачка Каипа.

Но не всегда победа в таких поединках и подначках оказывалась на стороне Торобека. Случалось «побеждать» и Каипу.

В засушливое лето колхозу особенно большое внимание приходилось уделять ночному поливу. Торобек тогда почти не спал, кочуя из бригады в бригаду.

— Вах, вода на глазах убывает, — сокрушались поливальщики.

— А что Каип смотрит — его участок первый от канала! — сердился уставший Торобек.

— Вах, Каипа не знаешь? Да он, видать, дома своих овец обихаживает, — ехидно выставил прокуренные зубы старый мираб.

Взревел мотор, и Торобек, поднимая клубы удушливой пыли, помчался к каналу. И в самом деле — вода почти не поступала, а Каипа и след простыл. Ругавшийся на чем свет стоит Торобек медленно ехал вдоль канала, озираясь по сторонам, чтобы в темноте на кого-нибудь не наскочить. Рассвет чуть брезжил. И тут в предрассветных сумерках он рассмотрел Каипа, растянувшегося под старой дуплистой ивой. Как ни приглядывался Торобек, не мог понять, спит Каип или отдал аллаху душу: изо рта у него проступало что-то красное… У председателя сердце ушло в пятки: «Неужели давеча переехал?..» Торобек, несмотря на свой немалый вес, пулей вылетел из машины — и к Каипу! Приговаривая «Бедный мой друг!», приподнял его голову.

Каип заорал от страха и открыл глаза, а Торобек, сбитый с толку его криками, выпустил голову Каипа, и тот стукнулся о сухую землю, окончательно придя в себя. Злосчастный мираб вытащил изо рта красный мешочек и улыбнулся как ни в чем не бывало Торобеку.

— О шайтан! О проклятье! — так и взвился рассвирепевший Торобек. — Надоело! Чуть сердце не разорвалось из-за твоих фокусов!

Оказывается, у Каипа ночью кончился насбай[29]. А как ночью без насбая?.. У одного поливальщика спросил — нет, у другого тоже. Тогда Каип вышел из положения: набрал «орешков» горного козла, растер их и смешал с измельченным корнем кислячки — и в мешочек из-под насбая, лишь бы что пожевать. И такой «насбай» так крепко сморил Каипа, что он проспал всю ночь, забыв обо всем на свете…