Белый свет - [70]

Появившийся в это время на тропинке Маматай помог подняться девушке.

— Что случилось, Букен? Ну что с тобой, дорогая?

Тем временем Жапар проскользнул в кладовку и подсунул под мышку Каипа собранную наспех одежду:

— Быстренько одевайся и в сад… Должен прийти, как и полагается аксакалу, через калитку, чтобы все встретили с почетом, — и вернулся в дом с заботливым вопросом: — Что случилось, доченька? Почему кричала?

— О-о-о, — только всхлипывала Бабюшай, выбивая частую дробь своими крупными белыми зубами о край стакана с водой, поднесенный заботливым Маматаем, — О, папа, там… в кладовке…

— Успокойся, мало ли что в темноте привидится!..

— Привидится! — вдруг рассердилась и вскочила с места Бабюшай. — Да я, как сейчас тебя, папа, в упор видела… шайтана, старого, облезлого, покрытого белой шерстью!..

— И с рогами?.. — ехидно выспрашивал ее Жапар.

— Рога не заметила, а вот копыта, кажется, были!.. — в тон Жапару отрезала Бабюшай.

Жапар взял Бабюшай за руку и повел в кладовку.

— Вот видишь, доченька, никого здесь нету! Устала, наверно, вот и почудилось невесть что… От усталости все, поверь мне…

Бабюшай промолчала, но осталась при своем мнении. А в доме отчаянно заливался телефон, и Жапар трусцой кинулся в дом.

— Алло, алло!.. Торобек? Ха-ха-ха… Давай ко мне!.. Да не бойся, все в порядке.

Их шутливую перебранку Маматай, сидевший недалеко от телефона, расслышал отчетливо, но вот по какому поводу, догадаться не мог… И Жапаров смех показался почему-то обидным, так и резанул его по сердцу. Вскоре он открыл окно и свесился через подоконник в сад, вдохнув всей грудью легкий, слегка подмороженный вечерним предзимником воздух. И тут он невольно услышал разговор Жапара, Торобека и своего отца, постепенно стал улавливать его суть…

Стыд за отца горячей, ослепляющей волной ударил в виски Маматая. Он не мог больше оставаться в этом доме и, сославшись на ночную смену, быстро ушел, чтобы не встретиться с отцом и не наговорить ему лишнего.

«Почему отец хитрит, ловчит… И только одному ему не видно, какой он смешной… Да и Жапар с Торобеком хороши, нечего сказать! Хотя бы со мной посчитались… Ноги моей там больше не будет!» — в конце концов решил Маматай. Ему было непонятно, как могут пожилые, уважаемые люди вести себя, как мальчишки…

XV

Как только до Алтынбека дошли слухи о том, что родители Маматая были на званом ужине у Жапара Суранчиева, сердце его тревожно и самолюбиво сжалось: «Ах, значит, так, официально! Значит, можно считать, помолвка состоялась!..» Ведь ему не были известны истинные мотивы посещения Каипом дома своего давнего знакомого. Алтынбек долго прикидывал, как быть, и понял, что разговора с Маматаем ему не избежать, и пригласил его к себе в ближайшее воскресенье, благо жили они в соседних кварталах.

Алтынбек приготовился к визиту Маматая со всем тщанием, на которое был способен. Он поджидал его в своей комнате, обставленной шикарной импортной мебелью. И костюм у Алтынбека такой же изящный, с иголочки… Со стороны могло бы показаться, что ждет он не своего подчиненного, а, по крайней мере, сватов…

Маматая он усадил в низкое мягкое кресло, так что коленки Маматая вмиг оказались почти на уровне носа, что привело его в немалое смущение, и предложил заграничные сигареты. Оба с удовольствием закурили.

Потом на низком столике появилась пузатая бутылка с яркой этикеткой и коньячные рюмочки… Чувствовалось по всему, что Алтынбеку доставляет огромное удовольствие эта демонстрация своего благополучия и умения жить в ногу со временем…

Голос у Алтынбека после выпитого коньяка стал вкрадчивым, завораживающим:

— Мы детьми, Маматай, пили воду из одного сая, дышали одним воздухом… Выпьем, пожалуй, за тот воздух и за ту воду…

Маматай выжидательно поглядывал на хозяина дома, держа в руке недопитую рюмку.

— Выпили мы с тобой, Маматай, — Алтынбек сделал многозначительную паузу, — за то, что родичи мы и земляки… Кто тебе первым руку помощи протянул на комбинате, а? Я, Алтынбек!.. Или забыл? Хорошее-то быстро забывается, иначе бы не ответил мне на добро злом…

— Не знаю, Алтынбек, в чем ты меня упрекаешь? Видно, по-разному мы с тобой понимаем жизнь, видно, и так бывает: воздух один, вода одна, а люди вырастают разные…

— Не мудри, земляк!.. Есть древний киргизский обычай слушать старшего… А кто из нас старший?.. Я! — Алтынбек холеной ладонью ударил себя в грудь. — Заметь, и по годам и по положению…

Маматай приподнялся в кресле, видя, какой оборот начинает принимать их разговор, чтобы в любую минуту покинуть дом Алтынбека.

— Ты знаешь отлично, Алтынбек, не признаю ни аксакальства, ни родства, ни землячества! Все это было, да быльем поросло… Я за справедливость, на чьей бы стороне она ни была!

Алтынбек подошел к Маматаю и мягко надавил на его плечо, мол, сиди спокойно, долг гостеприимства не нарушу, прошелся по комнате, заложив руки за спину, налил себе еще коньяку.

— Что ж, Маматай, тем хуже для тебя… В сущности, ты меня освобождаешь от всех этих моральных обязательств по отношению к тебе и твоему роду… И все же предупреждаю, что могу тебя под суд подвести как нарушителя финансового закона госпредприятия! А это весьма тяжкая статья…