Белый свет - [5]

Только теперь, кажется, вспомнил он о Маматае. А Маматай с любопытством смотрел на девушку, и, перехватив ответный любопытный взгляд Бурмы, Алтынбек изменившимся, сухим тоном произнес, не глядя на Маматая:

— Давай ступай на свое рабочее место.

Маматай вышел из кабинета, сожалея, что не успел сказать о своем желании, огорчаясь, почему с появлением девушки его земляк так переменился. Позже он узнал, что Бурма работает в отделочном производстве инженером-механиком.

— Она, — строго пояснил ему Мусабек, — племянница Черикпаева, того самого Черикпаева, главного инженера комбината.

* * *

На следующий день Маматай проснулся с чувством внутреннего подъема. В это утро грохот и однообразный ритм работы не раздражали уже его. Машины не останавливались ни на минуту, и Маматай не заметил, как наступил обеденный перерыв, и он заторопился в столовую, пока еще там не собралась очередь. Но, проходя через ткацкий цех, Маматай услышал, как его кто-то окликнул. Оглянувшись по сторонам, заметил стоявшего в окружении девушек Алтынбека Саякова. Тот, не переставая что-то оживленно и весело объяснять им, помахал Маматаю, приглашая подойти.

Маматай среди ткачих узнал нескольких, с которыми он уже успел познакомиться. Вот эта — Халида Хусаинова, чью пышную прическу, едва прикрытую косынкой, Маматай мог сравнить только с гривой льва. Она была знаменитой ткачихой и членом комитета комсомола. Рядом с нею стояла Бабюшай, похожая на подростка, скромная и тихая. А немного позади — тонколицая и смуглая Чинара, дочь Насипы Каримовны.

Алтынбек, ни слова не говоря, взял за локоть Маматая и подвел его к человеку, хлопочущему у остановившегося ткацкого стана.

— Парман-ака, познакомьтесь с земляком.

Большой и грузный Парман степенно обошел стан и подал Маматаю огромную шершавую руку.

— Земляк — это хорошо, — зевнул он во весь рот.

— Ну вот и пригласи в гости, — пошутил Алтынбек.

— Посмотрим! — буркнул сквозь рыжие усы Парман.

— Анара, — не унимался Алтынбек, обращаясь к стоявшей рядом девушке, — отец твой собирается пригласить в гости сородича. Может, сразу организуем свадебный той?

Алтынбек, довольный своей шуткой, громко расхохотался. Анара же, исподлобья взглянув на Маматая, фыркнула и обиженно отвернулась. Краска стыда бросилась Маматаю в лицо, и он, круто повернувшись, направился к двери.

— Чего ты, обиделся, что ли? Я же пошутил! — крикнул ему вслед Алтынбек.

Но Маматай не остановился.

— Смотри, какой вспыльчивый! — кинулся за ним девичий насмешливый голосок. — Сразу видно, что деревенщина. Необщительный…

Маматай машинально оглянулся и увидел белолицую, полненькую Бабюшай, насмешливо провожающую его взглядом. Он сразу заметил ее полные икры, додумал со злостью: «На булку похожа, а туда же…» — и с вызовом крепко хлопнул дверью. Однако в его душе остался неприятный осадок, отчего постепенно стало ныть сердце: «Зачем она меня оскорбила?»

И тогда мысли его унеслись далеко-далеко, в кишлак, к Даригюль. Какой она была чуткой! Не то что эта, городская, обозвавшая его деревенщиной

* * *

Спустя некоторое время Маматай и в самом деле стал гостем дома Пармана-ака. Обычно визиты выглядели так: гость сидел за столом, подпирая кулаками подбородок, и в упор смотрел на хозяина, возлежащего на диване с большой пуховой подушкой под боком. Таким образом, со стороны общение хозяина с гостем выглядело довольно странным. Маматай бросит два-три слова, а Парман буркнет в ответ «да» или «нет», а то и вовсе издаст какой-то гортанный звук, и опять в комнате надолго воцарится тишина. И все-таки Маматаю стало казаться, что он может теперь понять характер Пармана-ака.

Батма, жена Пармана, худощавая высокая женщина с голубыми растерянными глазами, готовила ужин на кухне, в то же время успевая и к гостям, чтобы как-то оживить затухающую беседу. Приветливая, быстрая, словоохотливая, Батма заполняла собою весь дом, засыпая мужчин градом вопросов и без конца теребя мужа, мол, встряхнись, не усни.

— Ну что же ты за человек, хотя бы расспросил как следует о своем кишлаке, о родных… Ну что же ты молчишь…

— Спрашивал уже. Тебе-то что от этих новостей, — лениво защищался от натиска Батмы Парман-ака.

— Послушай, неужели тебе все равно, неужели не интересно, как живут земляки? В конце концов, ты ведь тоже жеребенок из того же табуна.

— Ну и что ж? — Пармана было невозможно ничем пронять.

— Вот наказание божье! — снова подступалась к нему Батма, чтобы расшевелить наконец эту дремотную глыбу. — Вот уж вправду говорят люди: «Горсть земли от сородича равна слитку золота». Сколько раз я тебе говорила и еще раз повторю, если бы не Алтынбек, кому бы ты был нужен!

— И с ним и без него я свою, норму выполняю.

— Алтынбек-ака бывает у вас? — удивился Маматай.

На оплывшем жиром лице Пармана появилось подобие улыбки:

— Заходит. Рюмочку другую пропустим, потолкуем о том о сем.

Возвращаясь поздним вечером домой, Маматай шел словно в забытье. Ночь была тихая. Крупные звезды над городскими фонарями были почти не видны. Редкие прохожие спешили по пустынным улицам, стараясь быть на свету, да изредка последние автобусы, взвизгивая шинами на повороте, на большой скорости проносились мимо.