Белый свет - [4]

«Не может быть, чтобы он мне не помог, ведь мы не чужие… Его дед, старый Мурзакарим, и мне родичем по материнской линии доводится», — утешал себя повеселевший от этих обнадеживающих мыслей Маматай.

Однако, прежде чем подойти к нему, он предусмотрительно расспросил об Алтынбеке Мусабека.

— О-о, им интересуешься, да? — Мусабек изобразил на своем подвижном лице изумление и восхищенна добавил: — Он мой начальник. Все говорят, очень талантливый, — упоенно тараторил он. — Я тебе то же самое скажу. Жутко талантливый… Машины наши видел? Разве их простыми назовешь? А он о них говорит — все равно что орехи щелкает… А уж рацпредложений у него!.. В общем, инженер что надо, скажу тебе, далеко пойдет… А сейчас он старший мастер у нас, а я поммастера и посему подчиняюсь непосредственно ему.

Было хорошо заметно, что подобной расстановкой кадров Мусабек явно гордился.

Маматай с нескрываемой завистью вздохнул:

— Везет, же тебе, Мусабек, во всем везет.

— Но ведь он же твой земляк. Зашел бы к нему, чего стесняешься? Старшие любят это.

Но Маматай не торопился. «Как-нибудь потом», — упорно думал он и, что его удерживало, сам толком не знал.

Вот он идет, Алтынбек Саяков, старший мастер ткацкого цеха, стремительный, стройный, уверенный в себе и в своих знаниях. Много раз видел издали Маматай, как инженер, быстро-быстро жестикулируя выразительными, как у комузиста, руками, что-то объясняет, показывая на сложные узлы ткацких автоматов, судя по мимике, учит чему-то пожилых людей, прислушивается к их словам и ласково смеется. И Маматаю было хорошо видно, что рабочие охотно улыбаются ему в ответ.

Однажды Маматай все же решился. Он догнал идущего по коридору мастера и с замиранием сердца поздоровался тихим от почтительности голосом.

Алтынбек, резко остановившись, недовольно глядел на Маматая: брови на его красивом, с тонкими чертами лице хмурились, сдвигались к переносью.

— Алтынбек-ака, — Маматай окончательно стушевался, — я ведь просто так… Я из Акмойнока… Мы соседи дедушки Мурзакарима…

Напряженное выражение лица Алтынбека внезапно смягчилось, и он, пытливо вглядываясь в глаза собеседника и пытаясь вспомнить, кто же он, дружелюбно произнес:

— Извини, я не сразу узнал тебя, Маматай. Пойдем в контору.

Теперь он уже вспомнил Маматая: конечно, сосед, конечно, родственник, конечно, товарищ детских лет.

По дороге Алтынбек расспрашивал своего земляка о родном кишлаке. И Маматай впервые за последнее время радостно и оживленно рассказывал обо всем, что интересовало Саякова.

— Что ж, эта просто замечательно, что ты попал именно к нам, — словно подытоживая разговор, веско произнес Алтынбек, изучающе вглядываясь в смущенное лицо земляка. — Сколько тебе лет?

— Двадцать один.

Откровенность завоевывается откровенностью. Алтынбеку тоже захотелось рассказать о себе, и он просто и весело произнес:

— А мне двадцать четыре… Правда, это очень много? Да ты и сам, наверно, знаешь, что я учился на текстильщика в Ташкенте. Ну и направили меня сюда сначала сменным мастером в ткацкий, а год прошел — стал старшим… И так вот, видишь, каждый год, как по ступенькам, поднимаюсь по служебной лестнице.

Весь его вид: хорошо пригнанный модный костюм, благожелательный тон довольного собой и уверенно чувствующего себя человека — вызывал неподдельное восхищение Маматая, которое он и не пытался скрыть.

Заметив это, Алтынбек и вовсе расположился к своему внезапно объявившемуся земляку.

— А как поживает мой дедушка, не болеет ли? — опять вернулся к разговору о родных и знакомых Алтынбек. — Ты ведь недавно оттуда?

— Когда я уезжал, он был, здоров и, как всегда, бодр.

— Эх, давно же я его не видел, — продолжал Алтынбек уже с ноткой сожаления в голосе. — Работа заматывает, а в отпуск торопишься на курорт. Без отдыха, сам понимаешь, много не наработаешь. — Он сделал паузу, потом задумчиво проговорил: — А ведь дедушка Мурзакарим после того, как отец убился, упав с коня на козлодранье, по сути дела, стал нам отцом. Мать была еще совсем молодая и неопытная. А теперь и навестить его некогда — всякие веские причины всегда находятся.

Маматай никак не мог найти такие слова для Алтынбека, чтобы одновременно и утешили его и взбодрили.

— Да не переживай, — наконец просто сказал он, — дедушка Мурзакарим хорошо себя чувствует.

Алтынбек, выбросив потухший окурок в окно, опять неожиданно сменил разговор:

— Ну а ты как, как тебе здесь живется? Привыкаешь? Главное — не спеши. Нетерпеливые люди больше всего и тоскуют.

Маматай несколько растерялся от такого поворота разговора и неуверенно произнес, глядя в открытое окно:

— Да, постепенно… но…

Тут громко хлопнула дверь и прервала его объяснения. В комнату вошла красивая высокая девушка, не вошла, а внесла себя. Алтынбек стремительно бросился ей навстречу, словно кто-то подтолкнул его.

— Извини, начальник, — кокетливо стрельнув глазами, произнесла она, — я не знала, что у тебя гости.

— Что ты, Бурма, ты нисколько нам не помешала. Садись, пожалуйста, Бурмаш.

На круглом миловидном лице девушки проступила недовольная, капризная гримаска:

— Я — Бурма. Это мое имя.

— Но мне хочется называть тебя Бурмаш, — вкрадчиво проговорил Алтынбек и тут же услужливо пододвинул ей стул.