Белый свет - [169]

— Нет, — сказал Саяк, не придавая случившемуся значения. — Мне такие штуки привычны. Слепой ведь…

Голос Жамал дрогнул:

— Зато ты в жизни не спотыкаешься.

Жамал робким движением обняла его за шею, склонила голову ему на грудь, заплакала, но не так горько, как вчера. Саяк положил руки на хрупкие плечи Жамал:

— Почему ты плачешь? Скажи!

Жамал медленно, как бы заставляя себя говорить, спросила:

— Что ты вечером сказал Жокену?

— Сказал ему правду, сказал, что люблю тебя…

Эти слова вырвались у Саяка как вопль отчаяния. И в ответ горячий шепот:

— И я тоже люблю тебя, Саяк.

— Я слепой, Жамал!

— Не говори так! — Жамал зажала ладонью его рот. — Больше никогда так не говори.

* * *

Жамал вернулась домой на заре, надеясь, что Жокен еще спит и она успеет увести Алиму к соседям, а потом уж скажет Жокену все как есть. Правда, будь ее воля, она бы ночью разбудила шофера и, прихватив Алиму, сбежала бы в город с Саяком. Но тот об этом и слышать не хотел: «Жить, Жамалка, надо достойно, не боясь никого. Иначе лучше не жить».

Но Жокен уже давно не спал. Он сидел, откинувшись на спинку дивана, курил. Жамал остановилась у окна.

— Где ты была ночью?

Жамал растерялась, не нашлась, что ответить.

— Где ты была, спрашиваю?

Грубый голос Жокена, показавшийся Жамал каким-то уродливым, привел ее в себя и даже успокоил.

— В лесу была.

— В лесу?!

— Да, в лесу с Саяком. Я его люблю.

— Ха! Слепого, не нашла себе получше, с глазами.

— Люблю только его.

От этих слов и от того, как уверенно и даже надменно они были произнесены, Жокен чуть не задохнулся. В глазах его зажегся волчий блеск.

Жамал выдержала и этот взгляд, и Жокену стало ясно, что ее сейчас покорить невозможно. «Не надо спешить, — успокаивал он себя, — убить ее никогда не поздно». Стараясь не выдать нерешительности и волнения, он спросил:

— Давно его любишь?

— Всю жизнь.

— Чего же ты раньше об этом мне не сказала?

— А чего с тобой про любовь говорить! Ты похитил меня, насильно привез сюда в Арслан-Боба, в дом своей старшей сестры, — Жамал на минуту умолкла. — Похищают и по любви, — вдруг сказала она мечтательно, — а ты схватил и уволок меня, как волк овцу. До любви ли было…

— А теперь?

— Теперь мне хорошо, теперь люблю.

— Нет, — закричал Жокен. — Нет! Он тебя соблазнил, этот несчастный слепой. Застрелю его, как собаку.

Он сорвал со стены двустволку и выбежал из дома. Жамал вздрогнула: Саяк в лесу — в такой ранний час он посчитал неудобным идти к Аскару, у которого ночуют шофер и экспедитор.

— Вернись, Жокен! Он не виноват! Я сама, сама…

Но разъяренный Жокен не слушал ее. Он отвязал гнедого, вскочил на него и, пришпорив, помчался к ближнему лесу.

* * *

Саяк сидел у огромного орехового дерева, росшего у самой тропы. Вдруг он услышал приближающийся конский топот и сразу понял, кто его ищет. Саяк встал. Он слышал, как Жокен спрыгнул с коня и взвел курок двустволки.

— Я искал тебя, чтобы убить.

— За что, Жокен?

— За то, что соблазнил мою жену.

— Нет, я ее не соблазнял.

— Ты был с ней ночью в лесу?

— Был.

— Вот за это застрелю тебя и закопаю там, где стоишь.

Саяк невольно прижался спиной к стволу.

— Сейчас умрешь, как собака. Что хочешь сказать в последнюю минуту?

Саяк молчал.

— Жить тебе хочется?

— Очень! — признался Саяк. — Особенно теперь, когда то, о чем мечтал всю жизнь, сбылось.

— Значит, добился?

— Да, добился.

— За измену она поплатится головой. Застрелю тебя, потом пойду к ней и буду ее мучить: сначала выколю ей глаза, чтобы она была похожа на тебя и чтобы ходили вы на том свете, держа друг друга за руку. Аллах за это будет мне благодарен.

— Что ты говоришь, Жокен! Убей меня, но за что ее?

— За то, что она осквернила брачное ложе.

— Опомнись, Жокен. Этого не случилось.

— Правду говоришь?

— Истинную правду.

— Ты же сам сказал, что добился того, чего хотел.

— Да, я добился своего. Ее душа принадлежит мне.

— Душа?! — Жокен усмехнулся. — Душа ее принадлежит аллаху.

— Я забыл о вере, и потому она принадлежит мне.

— Аллах покарает тебя, отступника. — Саяк почувствовал, что ствол ружья уже не упирается ему в грудь. — За что ты так ненавидишь меня? — недоуменно спросил Жокен.

— Тебя есть за что ненавидеть, но я еще помню вкус той круглой дыни-скороспелки, которую ты прислал мне в больницу, когда я упал с тополя.

— Слушай, Саяк. Разве на свете мало женщин?

— Много…

— Ну и женись себе на счастье и живи.

— Но люблю-то я только Жамал!

— Несчастный слепой! Потому ты и крутился целый год здесь, чтобы заморочить ей голову.

— Я не морочил ей голову. Я только помог ей правильно увидеть мир.

— Брось болтать. Я хочу пощадить тебя, потому что ты слепой и чтобы не пролить кровь своего рода. Слышишь, оставлю тебе жизнь, но только с одним условием: ты сейчас же уберешься отсюда навсегда и не будешь вмешиваться в мою семейную жизнь.

— Нет, этого не будет, Жокен. Я уеду только с Жамал. Вот так мы и договоримся.

Жокен снова подскочил к Саяку и почти вплотную приставил ружье к его груди.

— Убью тебя, твой труп не найдут, — крикнул Жокен, — и не узнают, кто тебя убил.

— Найдут, — закричал Саяк, — еще как найдут, никуда ты не денешься! — и ударил рукой по ружью.

Ружье выпало из рук Жокена, и он сразу отскочил от Саяка, боясь, что тот нападет на него. Саяк нашарил ногой ружье и отбросил его в сторону Жокена: