Белый свет - [161]

— Закон спит, пока его не разбудят. Ты его разбудил. На этот договор год никто не обращал внимания, и он мог пролежать так целый век. Зачем ты рыщешь по моим следам?

— Я юрист и должен пресекать все нарушения закона. К сожалению, Жокен, у тебя слабо развито чувство ответственности, сознание своего гражданского долга.

— Ах ты, слепой, учить меня вздумал!

— Не смей оскорблять меня? Мы далеко ушли от тех детских лет.

— Выходит, я в собственном доме говорить не имею права! Убирайся отсюда, законник! Убирайся к черту!

— Я заплатил тебе за квартиру и никуда не уйду. Когда директор предлагал мне комнату возле конторы, ты уговорил меня остаться: мол, неудобно, что скажут люди, мы ведь с тобой сородичи.

— Да, тогда я думал, что ты мой сородич. Оказывается, ты мой враг. Вот я тебя и выгоняю.

— Не выгонишь, не имеешь права.

— Дом мой, значит, имею право.

Жокен стащил с полки большой тяжелый чемодан Саяка, набитый книгами для слепых, поднял его на подоконник и выбросил в окно. Глухо ударившись о землю, чемодан с шумом покатился по склону.

— Вот тебе! — закричал Жокен. — Проваливай, говорю, а то вот так же покатишься отсюда кубарем.

— Никуда я сейчас не уйду.

— Уйдешь! Заставлю!

— Нет, не заставишь.

Жокен рванул Саяка за руку, тот подскочил, ударился головой о стену, аж из глаз искры посыпались, и пока он не пришел в себя, Жокен успел вытащить его на крыльцо. Но тут Саяк ухватился одной рукой за дверной косяк, а другой оттолкнул Жокена. Споткнувшись о порог, Жокен упал и растянулся на земле.

С криком выбежала из дома Жамал, подняла мужа.

— Саяк! Я все слышала… Дурную скотину одаряют кормом, а она норовит загадить кормушку навозом. Вот и мы помогаем тебе, несчастному, а ты что сделал?

Жамал возилась с мужем и честила, не жалея крепких слов, Саяка, а тот тем временем снова очутился в своей комнате и запер изнутри дверь.

Вырвавшись из рук жены, Жокен кинулся в дом, рванул на себя дверь комнаты Саяка, она не поддалась, и он стал колотить ее ногами, так, что чуть не вышиб. Потом выбежал во двор, схватил толстую палку, ударил по окну — стекло разлетелось вдребезги. Схватил камень, хотел кинуть в окно, Жамал помешала ему. Тут пьяный Жокен, забыв о Саяке, начал молотить кулаками жену. Сбежавшиеся на ее крик люди долго не могли его утихомирить.

* * *

Жокен лежал с открытым ртом и громко храпел. А Жамал не спалось. Она боялась, что он проснется непротрезвевший и снова начнет ее бить. Но вместе с тем она и жалела мужа, которому Саяк отплатил за его добро черной неблагодарностью. Ей хотелось сейчас же пойти к Саяку и выбросить во двор его оставшиеся вещи, но она не посмела это сделать. В этом с детства знакомом слепом было теперь что-то загадочное, мучительно непонятное ей. И, считая его во всем виновным, она тем не менее не решалась сейчас даже подойти к его комнате.

Когда на улице стало совсем темно, она вспомнила про чемодан Саяка, выброшенный мужем, и сразу ее осенила мысль, что это будет неплохим поводом зайти к Саяку. Она нашла чемодан и принесла домой. Но все равно долго не решалась зайти к Саяку. Хотя и знала, что пойдет к нему — нельзя ей бездействовать. Она смутно догадывалась, что надвигается какая-то еще не виданная ею беда, и что все, о чем она мечтала, начинает рушиться.

Все мечты Жамал были связаны с деньгами. Во-первых: она уговаривала мужа построить в родном их кыштаке, где и теперь жила ее мать, дом из жженого кирпича со всеми удобствами. И еще она мечтала приобрести легковую машину, и ни какой-то там «Запорожец» или «Москвич», а «Волгу». Ведь муж ее был не простым человеком, а лесничим. И в мечтах наяву и во сне Жамал ехала на своей черной блестящей «Волге» к своему восьмикомнатному дому и молодому саду. А там, в саду, под яблоней, на чарпае сидит мать Жамал, благодарит аллаха за То, что дал счастье ее дочери и ей самой на старости лет. «Мой мирза, — не раз обращалась Жамал к мужу, — мы все равно вернемся в свой родной кыштак, не за горами старость. Алима взрослеет. Бог даст, — со слезами продолжала она, — у нас еще будут дети. Пока есть возможность, надо построить настоящий дом, чтобы им все восхищались, пусть видят, на что мы с тобой способны». Жокен соглашался с нею. И сейчас, тяжело переживая за мужа и за себя, Жамал думала об одном: нельзя пустить три тысячи рублей на ветер. Одна беда потянет за собой другую. Если не унять сумасшедшего Саяка, того и гляди, заставит их жить на одну зарплату. Все зависит теперь от Саяка. «Этот Батыр-аке и все они там в конторе боятся Саяка, — вдруг догадалась Жамал. — А бумажка, из-за которой приходится платить деньги, в его руках. Стоит ему прикрыть ее ладонью, и о ней никто и не вспомнит. Не зря говорят: если накрыть котел крышкой, что бы там ни варилось, никто не узнает».

Саяку тоже не спалось. Погруженный в мрачные мысли, он вдруг услышал, что кто-то осторожно, на цыпочках приближается к его комнате, и сразу узнал шаги Жамал. «Беспокоится, не случилось ли со мной что», — подумал он с благодарностью и, нашарив ключ, открыл дверь.

— Это ты, Жамал? Пожалуйста, заходи.

Жамал неуверенно переступила порог комнаты и сказала первое, что пришло в голову: