Белый саван - [58]
— Если самочувствие у тебя хорошее, приезжай около двух. Сейчас я отправляюсь к своим пациентам.
— Порядок. Буду в два. От тебя поеду на работу. До встречи.
— Пока.
Гаршва возвращается домой. Садится к столу. Берет лист бумаги. Находит ручку.
Этим утром в комнате как-то уютно. Солнечный луч проникает через окно, освещая на картине Шагала небесно-синие волосы женщины. Летает книжная пыль и соединяется с сигаретным дымом. В комнате преобладает чистый синий цвет — небесная лазурь. Скрипит кресло, скрипит перо. Мерно дышит пишущий человек.
Наконец-то на меня снизошел настоящий покой. Я объективен, я медиум, и я не хочу быть абсолютно оригинальным. Душой я связан с миром. Я буду таким же неизвестным, как древний японский живописец. Пойду по стопам великих мастеров. И я благодарю своего Бога за забытые куски жизни: детские молитвы, борьбу, подкидыша. Благодарю за русачка. Я был уверен, когда молился, плыл, мечтал о ребенке, убивал человека. Это был синтез тела и души. Я Чингиз-хан, который после долгого ливня, ясным утром, опять слышит птичьи голоса, он откидывает полог и видит выкупавшееся солнце, оно светит над лесом.
Мои реторты перегнали мою жизнь, мои наблюдения, мои размышления. Несколько зернышек. Несколько стихотворений, Одна-единственная, необозримая правда.
Я забыл о том, что живем один раз. И жил, словно готовился к другим новым жизням. Оттого и потерял много времени. Хотя… «life begins at forty»[61], — объявил рядовой американец. Мужчина формируется к сорока годам, утверждают римляне. Мне сорок лет, и я начну жить. И когда ко мне пожалует смерть, спокойно ее поприветствую: «Ave Caesar, vivans te salutat!»
«Lioj, ridij, augo, lepo, leputeli», — заливается соловей. Топкое болото. Посвистывают в воздухе айтвары. Выпученными глазами следят за тем, что происходит во Вселенной, жабы. Башни литовских святилищ, треугольные ели, поднимаются к звездам. Родиться, жить, умереть. Рассесться по высоким скамьям. Два ободранных домовых приводят Христа. «Подари каждому из нас по паре штанишек, преврати болотную воду в красное вино». В медовых сотах, в ржаных колосьях, в руте и лилиях, в сплетении корявых стволов, в изломе веток, в струении вод — Ты.
Lioj. Ridij. Augo.
Я понял себя самого. Я сложил осколки. Ребенок разглядывает пейзаж. Дорога, речушка, горы, косуля. Уж, прижавшийся к земле. Ведьмы-лаумы, расчесывающие свои косы. Плывущий туман. Замутился денечек, замутился мой ясный. Крылья чибисов, удары колоколов, dominus vobiscum.
Антанас Гаршва закуривает уже в который раз. Он чувствует боль в затылке. «Слишком много курю», — думает он. Гаршва гасит сигарету и разламывает ее в пепельнице. И в нерешительности вертит в своих пальцах ручку. Боль не такая уж и навязчивая. Она пройдет. Как и мрачное прошлое. В два часа к доктору Игнасу. Завтра — Эляна. Завтра? Завтра поговорю об отпуске. И возможно, поменяю отель. Все обновится. Любовь, поэзия, люди, улицы.
Больше не нужно будет взывать — Мой Лифт, услышь меня. Мое Детство, услышь меня. Моя Смерть, услышь меня.
Больше не нужно будет взывать — Мой Грех, Мое Безумие, услышьте меня. Мутится денечек, мутится мой ясный. Хор домовых, хор духов земли и полей.
Я успею. Обещаю. Я подарю тебе. Кольцо с карнеолом. Вагон с площади Queens. Свою любовь.
Эляна принимает ванну. Белая пена скользит по ее ногам, лопаются радужные мыльные пузыри. «Он будет целовать мои ноги. Медленно. Когда он целует мне щиколотки, я верю в свое счастье. Я не стану выжимать из него все соки. Буду сдержанней».
Она поднимается, серебристая Афродита в жестяной ванне, включает душ, и теплые струи воды смывают пену.
«Я нажму кнопку звонка, и дверь откроется. Скорей, я не стану прятать пальцы. Завтра».
Боль какая-то назойливая. Макушка просто горит. Но страха нет. Зато покоя тоже как не бывало. Боль и безразличие. Внезапные покалывания, и затем внутри глухо перекатывается ком. Этот ком все растет, сейчас он прорвет оболочку, вырвется наружу. Перо больше не скрипит. И таблеток, как назло, нет. Гаршва встает, идет на кухню и возвращается со стаканом. Выпивает виски «Белая лошадь». Снова садится к столу. Снова берет ручку.
Женщина в белом играет. О felix culpa quae talem ac tantum meruit habere redemptorem. Две усопшие души и клавесин. По гранитным ступеням бегут позолоченные статуи. Факелы у них в руках погасли. И радуются скульптурные головы дворян. Эй, ridij augo! Эй, felix culpa! Я люблю голубые жилки на твоих ногах. Мокрые ресницы. Меч Тристана и Изольды, родинку у тебя на шее. Lioj.
По песку ползут янтарные жучки. К морю. В голубую Балтию. «Ой, цвети, белая яблонька», — поет душа, одетая в белый саван. О felix culpa! Мои детство, жизнь и смерть. Lioj.
Боли уже нет. Внутри огромный ком. Он даже не помещается в мозгу, он застрял в черепе. «Надо ехать к доктору Игнасу», — мелькает спасительная мысль. Гаршва торопливо надевает костюм. Пальцы не слушаются. На брюках заело молнию, но все-таки с нею удалось справиться. Галстук? Он ни к чему. Деньги? На столе лежит восемь долларов. На такси хватит.
Рыжий человек из лифта. Вспомнился вдруг почему-то. А может, он — смерть? Или Господне предупреждение?
Повесть в новеллах.Восемнадцатый год. Двадцатый век. Гражданская война. Бывшая Российская империя. Мужчина, женщина и ребенок…
Не успел разобраться с одними проблемами, как появились новые. Неизвестные попытались похитить Перлу. И пусть свершить задуманное им не удалось, это не значит, что они махнут на всё рукой и отстанут. А ведь ещё на горизонте маячит необходимость наведаться в хранилище магов, к вторжению в которое тоже надо готовиться.
«Альфа Лебедя исчезла…» Приникший к телескопу астроном не может понять причину исчезновения звезды. Оказывается, что это непрозрачный черный спутник Земли. Кто-же его запустил… Журнал «Искатель» 1961 г., № 4, с. 2–47; № 5, с. 16–57.
Современная австрийская писательница Марианна Грубер (р. 1944) — признанный мастер психологической прозы. Ее романы «Стеклянная пуля» (1981), «Безветрие» (1988), новеллы, фантастические и детские книги не раз отмечались литературными премиями.Вымышленный мир романа «Промежуточная станция» (1986) для русского читателя, увы, узнаваем. В обществе, расколовшемся на пособников тоталитарного государства и противостоящих им экстремистов — чью сторону должна занять женщина, желающая лишь простой человеческой жизни?
Франс Эмиль Силланпя, выдающийся финский романист, лауреат Нобелевской премии, стал при жизни классиком финской литературы. Критики не без основания находили в творчестве Силланпя непреодоленное влияние раннего Кнута Гамсуна. Тонкая изощренность стиля произведений Силланпя, по мнению исследователей, была как бы продолжением традиции Юхани Ахо — непревзойденного мастера финской новеллы.Книги Силланпя в основном посвящены жизни финского крестьянства. В романе «Праведная бедность» писатель прослеживает судьбу своего героя, финского крестьянина-бедняка, с ранних лет жизни до его трагической гибели в период революции, рисует картины деревенской жизни более чем за полвека.
Новый роман П. Куусберга — «Происшествие с Андресом Лапетеусом» — начинается с сообщения об автомобильной катастрофе. Виновник её — директор комбината Андрес Лапетеус. Убит водитель встречной машины — друг Лапетеуса Виктор Хаавик, ехавший с женой Лапетеуса. Сам Лапетеус тяжело ранен.Однако роман этот вовсе не детектив. Произошла не только автомобильная катастрофа — катастрофа постигла всю жизнь Лапетеуса. В стремлении сохранить своё положение он отказался от настоящей любви, потерял любимую, потерял уважение товарищей и, наконец, потерял уважение к себе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.