Белый саван - [39]
Мать была моей первой учительницей (отец учил математике). И опять нам обоим помогала та самая лампа под зеленым абажуром. Книги с разодранными корешками — это уже моя вина: не выучив урок, я тянул время и теребил худыми пальцами книжки. В голосе у матери звучали такие округлые и ласковые нотки, что мне казалось, усни я под этот нежный говорок, и мне обязательно приснится чудесный сон.
Моя мать любила черные бархатные платья. Они подчеркивали тонкую талию, налитые груди и бедра. Ее пальцы поглаживали скатерть, и однажды я чуть не опрокинул чернильницу, засмотревшись на эти ритмичные прикосновения. А удары стенных часов отдавались прямо в сердце, и буквы в учебниках рябили иероглифами неведомой страны.
До сих пор вспоминаю уроки матери. Это, пожалуй, впечатления человека, временно обосновавшегося на земле.
«Король облачился в доспехи. Мастера изобразили на них лилии. Королева плакала, и, когда слезы капали на пол, в замке вместе с нею плакали фрейлины и мыши. Король ускакал. И оруженосец ускакал. И рыцари. А в соседнем замке жил другой король. Он тоже облачился в доспехи. Мастера изобразили на них львов. Королева плакала, и, когда слезы капали на пол, в замке вместе с нею плакали фрейлины и мыши. Король ускакал. И оруженосец ускакал. И рыцари. На зеленой равнине — два короля, два оруженосца, две армии сошлись. В кровавой битве оба короля погибли. И оба оруженосца тоже. А рыцари возвратились в свои замки. И поклялись сыновьям королей, что отомстят. Королевы растили королевичей, фрейлины — оруженосцев, мыши — мышат. Таков смысл всех войн, мой мальчик».
И уже потом мать с теми же нотками в голосе излагала события и даты. И я узнал, что на земле жили Александр Македонский, Кир, Нерон, Атилла, Карл Пятый. Но для меня все они были лишь королями, на доспехах которых изображены другие знаки и другие даты.
Уроки заканчивались неожиданно. Мать захлопывала книги и на мгновение погружалась в задумчивость. Я ждал этих пауз как интермедий, после которых последует чудо. Комната, мебель, лампа начинали сиять. Каждая пылинка, даже мушиная точка обретали особую значимость. Руки, бабушкино золотое кольцо, которое нельзя снимать. Это равносильно тому, чтобы отсечь себе палец.
Глаза матери увлажнялись. Она декламировала стихи. Иногда французское стихотворение, иногда — немецкое, русское, литовское. Не знаю, мне почему-то запало в память вот это четверостишие.
Возможно, всему виной историческое владычество королей.
Существовал какой-то Музнеровский. Я Музнеровского не помню. Помню злые слова отца.
— Знаю, благоволишь к полякам. Он тут как тут с поклонами, ручку чмок-чмок, комплименты лживые, усы намазаны фиксатором, сплошное подражание трубадурам. А на самом деле — свинство, постель, разрушение семьи. Муз-не-ров-ский. Небось не забыла?
Мать молила взглядом. Но отец меня не замечал.
— Не забыла, а? Музнеровского своего, а? Музнеровские усы? Я по двадцать часов в сутки трудился на благо семьи. Возвращаюсь домой, а там пан и пани. Panstvo. Ну, дала Музнеровскому?! — кричал отец, и стук моего сердца заглушал бой всех часов. Пригоршня острых камней утонула в илистом пруду. Мой отец набил ими полные карманы. Правда, в одном кармане посверкивали бриллианты, в другом гремели обычные камни. И мать тихо покидала комнату. Я пытался читать, но книжные слова сплетались с отцовскими: «Старые были времена. Люди тогда были не то, что нынче, и жили по-другому. Фиксатором, фиксатором, ром, ром, фикс-с-с-с. Щедро тогда земля плодоносила, лесные чащи полнились зверьем, птицей, и люди были крепче, трудолюбивей. Музнеровский, ну, дала, да-а-а-ала! Иной юнец насмехается, чмок-чмок, фиксатором, старые люди на выдумку хитры были…»
Глаза у меня делались мокрыми, из носа текло, я вытирал его кулаком, и книжные слова становились какими-то отчетливо выпуклыми, словно я читал их через увеличительное стекло.
— Иди спать! — визжал отец, и я стремглав выкатывался за дверь.
История с Музнеровским… Однажды, когда я уже лежал в кровати, мать проскользнула ко мне, белая и спокойная, поправила одеяло и прошептала:
— Я любила одного человека, Антанукас. И рассталась с ним. Осталась с отцом. Потому что есть ты. Потому что… семья. Может, когда ты вырастешь, поймешь меня. И своего отца.
— Я всегда буду любить тебя, мама, — сказал я.
— Люби, Антанук. А теперь спи. Покойной ночи.
Больше она об этом не заговаривала, хотя я и пытался иной раз ее спровоцировать.
Все эти муки по поводу Музнеровского, было ли это началом болезни? Трудно сказать. Знаменитый психиатр подтвердил, что мать унаследовала шизофрению. И развязка должна была когда-нибудь наступить. Вся беда в том, что отец не сразу среагировал на начавшуюся болезнь.
Точной даты я не помню. Так бывает. Словно здоровая мать — несбывшаяся мечта о будущем, а больная — реальная повседневность.
В то время отец играл вариации Wieniawsky учительнице немецкого языка. Учительница — пожилая вдова, коренастая, с кривыми ногами, нос, как у Гёте, а волосы черные и жесткие. Она напоминала мне замызганную одежную щетку, потому что ее жирная кожа блестела. И все равно она была красивее моей матери. Не понимаю, как это случилось. Куда делись светлые волосы, удлиненный овал лица, большие и влажные глаза, густые ресницы, тонкая талия, полные, но не отвислые груди? Куда исчезли ее пластичные, с ленцой движения отдыхающей цыганки, мягкий рисунок губ? Гипноз ее пальцев, эти легкие касания, когда каждый палец смыкается с другим, словно ноты, выведенные рукой влюбленного композитора? Еще давно отец принес и повесил на стену большую фотографию матери. И мать покраснела, как-то странно взглянула на отца, и он, единственный раз у меня на глазах, обнял и поцеловал ее в губы.
Повесть в новеллах.Восемнадцатый год. Двадцатый век. Гражданская война. Бывшая Российская империя. Мужчина, женщина и ребенок…
Не успел разобраться с одними проблемами, как появились новые. Неизвестные попытались похитить Перлу. И пусть свершить задуманное им не удалось, это не значит, что они махнут на всё рукой и отстанут. А ведь ещё на горизонте маячит необходимость наведаться в хранилище магов, к вторжению в которое тоже надо готовиться.
«Альфа Лебедя исчезла…» Приникший к телескопу астроном не может понять причину исчезновения звезды. Оказывается, что это непрозрачный черный спутник Земли. Кто-же его запустил… Журнал «Искатель» 1961 г., № 4, с. 2–47; № 5, с. 16–57.
Современная австрийская писательница Марианна Грубер (р. 1944) — признанный мастер психологической прозы. Ее романы «Стеклянная пуля» (1981), «Безветрие» (1988), новеллы, фантастические и детские книги не раз отмечались литературными премиями.Вымышленный мир романа «Промежуточная станция» (1986) для русского читателя, увы, узнаваем. В обществе, расколовшемся на пособников тоталитарного государства и противостоящих им экстремистов — чью сторону должна занять женщина, желающая лишь простой человеческой жизни?
Франс Эмиль Силланпя, выдающийся финский романист, лауреат Нобелевской премии, стал при жизни классиком финской литературы. Критики не без основания находили в творчестве Силланпя непреодоленное влияние раннего Кнута Гамсуна. Тонкая изощренность стиля произведений Силланпя, по мнению исследователей, была как бы продолжением традиции Юхани Ахо — непревзойденного мастера финской новеллы.Книги Силланпя в основном посвящены жизни финского крестьянства. В романе «Праведная бедность» писатель прослеживает судьбу своего героя, финского крестьянина-бедняка, с ранних лет жизни до его трагической гибели в период революции, рисует картины деревенской жизни более чем за полвека.
Новый роман П. Куусберга — «Происшествие с Андресом Лапетеусом» — начинается с сообщения об автомобильной катастрофе. Виновник её — директор комбината Андрес Лапетеус. Убит водитель встречной машины — друг Лапетеуса Виктор Хаавик, ехавший с женой Лапетеуса. Сам Лапетеус тяжело ранен.Однако роман этот вовсе не детектив. Произошла не только автомобильная катастрофа — катастрофа постигла всю жизнь Лапетеуса. В стремлении сохранить своё положение он отказался от настоящей любви, потерял любимую, потерял уважение товарищей и, наконец, потерял уважение к себе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.