Белый морок. Голубой берег - [337]

— Удача, командир!

Заграва не успел спросонок понять, почему так кричит Маршуба, как Новохатский сунул ему в руки неказистый бумажный сверток. Василь механически развернул его, окинул беглым взглядом — в верхнем левом углу заметил знакомые очертания характерных плакатных букв, составлявших два слова — «Красная звезда». Но самое главное, что дошло и четко врезалось в его сознание, это — отчетливый курсивный призыв над колонтитулом: «Смерть немецким оккупантам!» А чуточку правее — будто приказ каждому, кто взял в руки номер газеты: «Не знать страха и паники в борьбе с врагом! Упорно защищать наши города и села, смелыми ударами истреблять оккупантов!»

У Василя сразу же полегчало на душе: да ведь это же родная советская «Звездочка»! Дрожа всем телом, он вдыхал знакомый запах типографской краски, вслушивался, будто в музыку, в шорох бумаги. Одного взгляда ему хватило, чтобы постичь содержание всей страницы. Передовица «В горах», под ней подверстана информация о вручении ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» каким-то старшим лейтенантам В. П. Карпову, В. М. Голубеву и капитану П. А. Тарану, а сбоку — вечерняя сводка Совинформбюро за 25 августа об оборонных боях в районе Клетска, Котельникова, Краснодара, корреспонденция из действующей армии под стенами Сталинграда…

— Так, выходит, Яков не ошибся — партизаны побывали все-таки в Пекарях?

— Почему побывали? Они и сейчас там. Похоже, ночевать собираются.

— Ура, хлопцы! — все вскочили на ноги, чтобы немедленно направиться в село.

Еще вчера Василь непременно приказал бы им выступать на встречу с побратимами по оружию, но после ужасного зрелища над лесным ручейком под песчанистыми обрывами… внутренний голос подсказывал ему не бросаться в Пекари всем скопом.

— Стало быть, сделаем так, — сказал Заграва, отозвав наблюдателя с поста, — в село отправляюсь я с Маршубой. Если там все будет в порядке, дадим знать.

Гончарук хотел было что-то возразить, но Василь окинул его таким строгим взглядом, что тот сразу же прикусил язык.

— Ну, счастливой вам дороги! До скорой встречи! — неслось вдогонку двум всадникам, которые галопом мчались через луг.

Взволнованный, наэлектризованный предчувствием желанной встречи, Василь и не заметил, как оказался на глухой сельской улочке. Через несколько минут они с Маршубой были уже на небольшой площади, до отказа заполненной людьми. На церковном подворье возле закопченных кирпичных стен без дверей и крыши возились у костра женщины, видимо готовя в огромных чугунах праздничный ужин для дорогих гостей, где-то на противоположном конце пиликала гармошка, раздавался призывный девичий смех, повсюду сновала шумная малышня. Маршуба уверенно свернул к просторному дому с высоким крыльцом, под железом, возле которого на телеграфном столбе покачивался вниз головой какой-то лысый человек, наверное, староста или полицай.

— Куда прешь? Кто такие? — преградили им путь вооруженные люди неподалеку от управы, где стояло несколько снаряженных бричек.

— Посланцы от ваших соседей. Имеем поручение встретиться с вашим командиром.

Те переглянулись, в нерешительности переступили с ноги на ногу. Потом пошушукались между собой, и самый младший из них быстро пошел в помещение. А вскоре возвратился и сообщил: к их командиру может пройти кто-нибудь один, но перед этим он должен сдать свое оружие. Василь сразу же соскочил с коня, без колебаний передал часовому автомат, маузер, запасные патроны и направился к крыльцу. Направился с каким-то странным, ранее не знакомым ему предчувствием чего-то необычайного.

В прокуренной, захламленной комнате, куда провожатый открыл дверь, Василь увидел трех мужчин. Двоих он узнал сразу по описаниям горобиевского Ксендзова разведчика — черноволосого великана с горбатым носом, — он сидел на подоконнике, попыхивая огромной цигаркой, — и худощавого, болезненного на вид, сутулившегося человека, который стоял возле стола, картинно сложив руки на груди.

А вот третий, торопливо что-то записывавший в блокнот, был неизвестен.

— Порученец командира партизанского отряда, послан для установления с вами связи, — отрекомендовался Василь.

И черноволосый детина, и сутулившийся старичок, казалось, на миг застыли от неожиданности. Даже писарь прервал свою срочную работу и с нескрываемым удивлением уставил в прибывшего бесцветные глаза. Василь посмотрел прямо в эти глаза и внезапно почувствовал, как под ним закачался пол.

— Что же это за соседи у нас такие, позвольте полюбопытствовать? — первым опомнился тот, который стоял у стола со сложенными руками. — Чем можем быть полезными? Откуда вам известно о нас?

Только Заграва ничего этого не слышал. Он неотрывно смотрел в бесцветные глаза писаря, а видел своего покойного брата Романа среди трупов в длиннющем рву за Дарницей. Видимо почувствовав что-то неладное, писарчук нервно заерзал на месте, снова склонился над блокнотом.

— И это ты называешься партизаном? Да я ведь знаю тебя, гадина!

Тот как ужаленный вскочил из-за стола, торопливо сунул руку в карман.

— Товарищи, задержите его, бога ради! Это палач! С Дарницкого фильтрационного…

Только никто не бросился его разоружать, связывать за спиной руки. Наоборот, все выхватили из карманов пистолеты. А черноволосый здоровяк метнулся к двери и преградил Василю дорогу к выходу. Никто из них не проронил ни слова, однако Василь интуитивно почувствовал: эти субчики — одного поля ягода. И в тот же миг ему вдруг стало ясно, откуда взялся этот загадочный рейдовый отряд вешателей старост и всякой прочей предательской мелюзги, почему он так безнаказанно разгуливал по краю под носом у эсэсовцев, кто организовал и направил его по маршруту, проделанному Колодяжным с «родичем», и, наконец, кем была учинена кровавая бойня над безымянным лесным ручейком…