Белый камень - [51]

— Я понимаю, что лезу куда не следует. Простите, брат мой, это меня не касается.

— Нет-нет, — перебил его Бенжамен, — не стоит так думать. Я даже рад, что вы задали этот вопрос. Мой духовный отец не смог бы этого сделать! Просто вы застали меня врасплох. Не скрою, я сам часто думал об этом, особенно поначалу, когда осознал, какое место в моей жизни стала занимать наша тайна. Но правда заключается в том, что в последнее время я старался отложить решение… на потом. Хочу быть с вами откровенным, хотя, быть может, мои объяснения покажутся вам весьма расплывчатыми. Когда я пришел в монастырь, меня занимало и терзало — я не преувеличиваю — множество экзистенциальных проблем. Я страдал умственным параличом, если хотите. Мне казалось, что для того, чтобы окончательно освободиться от этого груза, не хватит и целой жизни, проведенной в монастыре. Но для меня это был единственно возможный способ смягчить боль, единственная надежда обрести когда-нибудь спокойствие и безмятежность. Вот какие эгоистические чувства руководили мной на самом деле. Не Господь призвал меня к себе, я сам пришел сюда просить Его о помощи. Он был моим последним шансом. А потом, едва обосновавшись здесь, я наткнулся на тайну. Она стала для меня чудодейственным лекарством, освобождением. С каждым днем проблемы, которые я считал неодолимыми, исчезали одна за другой. Просто я обрел цель. И теперь, если завтра мы достигнем ее, не знаю, что будет со мной. Конечно, в жизни образуется пустота, но говорят, что природа не терпит пустоты! Может быть, я снова начну духовные поиски, чтобы утишить возрождающуюся боль, но, возможно, я отправлюсь на поиски других приключений. Что бы ни случилось, эта тайна сослужила мне хорошую службу, изменила меня, потому что я даже не представлял, что жизнь может быть настолько полной. Раньше я пассивно ожидал, что мне все объяснят, что смысл жизни явится сам собой. А теперь мне кажется, что надо самому ставить себе цели, придавать осмысленность своему существованию.

После долгого молчания брат Бенедикт кивнул:

— Благодарю вас за искренность, мой мальчик. Будьте уверены, если мы сможем завершить наш труд, я хочу сказать… в день, когда образуется большая пустота, каков бы ни был ваш выбор, вы можете рассчитывать на меня, на то, что я помогу вам начать все сначала. Признаюсь, вы удивили меня своей исповедью больше, чем я вас своим вопросом. Я приписывал вашу увлеченность этой историей вашей молодости. Я и не подозревал, что она играет в вашей жизни такую важную роль.

— Но вам предстоит узнать кое-что еще более удивительное, брат мой! — торопливо ответил Бенжамен, стараясь как можно скорее закрыть тему и перейти к повестке дня.

Он открыл ящик, вытащил из него аккуратно исписанный с двух сторон лист бумаги и положил его на стол перед монахом.

— Это вам, — просто сказал он. — Подарок! День, когда образуется большая пустота, как вы выразились, все ближе и ближе.

Бенжамен был вознагражден: брат Бенедикт удивленно замер, широко раскрыв глаза от восхищения.

37

Он мельком взглянул на листок для того только, чтобы убедиться, что это и в самом деле, возможно, недостающая часть истории.

— Ведь это…

— Именно! — скромно подтвердил Бенжамен.

— Вы нашли это сегодня?

— Текст еще тепленький, только что от переводчика! Я действительно совершенно случайно обнаружил его сегодня после обеда.

И Бенжамен все рассказал своему сообщнику.

— Ну же, читайте, прошу вас, — закончил он свое повествование. — Вам понравится, хотя стиль не так уж и хорош. Вы были правы, это действительно рука брата Шарля. У меня есть неопровержимые доказательства. Но наш счетовод, кажется, не в ладах с прошедшим временем глаголов: почти все повествование ведет в настоящем времени. И все тот же средний род для обозначения обвиняемого, так что вопрос остается открытым.

Брат Бенедикт уже опустил было взгляд, собираясь начать читать, но вдруг спохватился:

— Вот как? Он так и не назвал имени казненного?

— Говорю вам, читайте! Сами увидите…

— «Душа моя, ты мой свидетель, — начал монах тихим голосом. — Нас всех поднимают с постели, и мы спускаемся в крипту. Аббат говорит, все очень серьезно. В стенах обители обнаружен посторонний. Это тлетворное создание, порождение сатаны, похититель душ. В звенящей тишине Амори предъявляет нам своего пленника. Ужасно! Господи, сделай так, чтобы все это было сном, и разбуди меня поскорее! Но придется пережить этот кошмар. Почему оно здесь? Кто сделал с ним такое? У него нет волос, но я знаю это лицо; я всегда помню его и узнаю среди сотен других. Такого не может быть! Лукавый смущает мой разум; этот образ умер много лет назад. Я это знаю, но кто еще здесь может знать? И все же оно здесь, передо мной, связанное, распростертое на полу у наших ног, и я вижу его яснее, чем в тот последний раз. Неужели это не сон? Амори вопит, наносит удары. Дом Господень осквернен. Он поворачивается к нам, глаза его мечут молнии. Он требует смерти для демона и его сообщника. Якобы этого требует Бог! Что может знать этот дикарь о воле Божией? А брата Лорана среди нас нет. Его отсутствие доказывает его вину. Где он? Что он натворил? Это не мог быть он. И де Карлюс подчиняется, хуже — он требует суда. Что сталось с ним? И с ним тоже? А что подумают остальные? Они не знают, а я ничего не могу им сказать. Сжальтесь, братья мои, сжальтесь!