— Если верно, что говорят — совсем худо! Не дам Тутанхэ. Худой человек твоя мать. Я помню Мама — он был хороший человек — зачем убили? За деньги? Допивай араку и ступай домой. Не надо больше, не езди ко мне.
Увидев, что дело приняло совсем неожиданный и крутой поворот, Кирилл озверел:
— Старый дьявол! Убью и брошу, как падаль! Возьму Тутанхэ и буду держать, как собаку!..
И Кирилл бросился на старика. Но вбежали Чолтуш и Боднот, два племянника Айнтая, скрутили Кирилла, посадили на лошадь и настегали ее плетью.
Кирилл, бурый от злости, в бессильной ярости потрясал кулаком.
— Постойте, язви вас, я вам покажу!..
Айнтай с племянниками стоял у юрты и весело хохотал над улепетывающим Кириллой, смеялись и другие родичи и домочадцы Айнтая, только старуха Бабадай, сестра Айнтая, уныло качала головой:
— Ой, Айнтай, напрасно насмеялись над Кириллой! Злой человек. Не будет хорошо!..
Но Айнтай весело крикнул:
— Эрльдей просит у меня Тутанхэ за Утоната. Вот уйдет девка к зайсангу — не достать ее Кирилле — врет!
Но вскоре Кирилл узнал, что Тутанхэ ушла к Чет-Челпану… Ярости его не было границ.
Он бил ни в чем не повинную жену, детей, пил водку, дрался с кем попало и даже назло староверам стал курить табак, и часто после буйства седлал лошадь и уезжал в горы.
Никто не знал, куда он ездил.
А Кирилл пробирался к аилу Чет-Челпана, подползал к юрте и смотрел. Скрежетал от злости и ревности зубами, когда видел Тутанхэ с Четом весело разговаривающими, и измышлял план, как овладеть Тутанхэ.
Однажды Тутанхэ была одна. Чет куда-то уехал. Кирилл пробрался к юрте и, убедившись, что в ней кроме Тутанхэ никого нет, вошел.
Тутанхэ сидела и шила. Когда вошел Кирилл, она вздрогнула, но тотчас оправилась и приветливо указала место подле огня.
— Садись!..
Кирилл молча сел и уставился на Тутанхэ. Помолчали. Тутанхэ старалась быть спокойной и шила, а Кирилл угрюмо сопел и курил трубку.
Наконец Тутанхэ, как гостеприимной хозяйке, сделалось неловко:
— Что молчишь? Что слышно? Рассказывай!
— Пойдем жить ко мне! Вот что!..
— У тебя есть баба, а русским нельзя иметь две бабы! Нам тоже нельзя иметь больше одного мужа, а у меня есть один.
— Я брошу жену — ты брось Чета!
— Нет, я Чета не брошу, он умный, хороший человек.
— А я богат. У меня много лошадей, скота, много денег и дом, у твоего Чета один-два коня, нет денег и плохая юрта. Кто ж из нас умнее?
— Ты худо нажил. Твой отец и мать, говорят, убили человека…
Кирилл вдруг кинулся к ней и повалил на ковер.
Тутанхэ отчаянно защищалась, визжала, кусалась и извивалась в сильных руках мужика, стараясь в то же время вынуть из ножен нож.
Кирилл угадал ее намерение и, схватив за руки, придавил к земле.
Женщина задыхалась.
Кирилл был силен. Еще одно мгновение и насилие было бы совершено.
Но внезапно послышался топот приближающейся лошади и в ту же минуту сильный удар кулаком в голову оглушил Кирилла. Позади его стоял с расширенными ноздрями Чет-Челпан. Кирилл бросился на него с ножом в руках.
Тутанхэ предупредила его. Она, как волчица, бросилась к Кириллу, и ее маленький нож по рукоятку ушел в исступленного мужика.
— Вот тебе за меня, а вот за Чета!..
Тутанхэ хотела повторить удар, но Чет схватил ее за руку.
— Он — гость наш! — сказал Чет, задыхаясь от сдерживаемой ярости.
Тутанхэ вложила кровавый нож в ножны и, вся обмякнув, бледная, бессильно опустилась на пол.
В это время вбежала мать Чета, и они вдвоем склонились над лежащим Кириллом.
Тот глухо стонал.
Из раны его широкой лентой струилась кровь.
Старуха принесла какой-то травы, нажевала ее и, приложив к ране, обвязала опояской Кирилла.
— Здоров будет!
Потом они помогли Кириллу встать.
Тот поднялся бледный, шатаясь, и, не смотря ни на кого, двинулся к выходу.
Чет и старуха поддерживали его под руки.
Тутанхэ подвела лошадь.
Кирилла кое-как посадили в седло. Тутанхэ вскочила на своего белого иноходца, взяла повод лошади Кирилла и повела ее. Чет ехал рядом на Буланом, поддерживая раненого.
Кирилл качался в седле и припадал к шее лошади.
Недалеко от села его сдали на телегу проезжих русских.
Необычно потекла жизнь Тутанхэ и Чета.
Бросив дерзкий вызов богам, Чет понимал, что нельзя уже воротиться к ним, и в то же время чувствовал невозможность бороться одному с вековыми обычаями массы. Между тем, на него были устремлены теперь глаза всех родных и знакомых. При встрече его особенно настойчиво спрашивали:
— Как поживаешь? Ни табышь?
Он отмалчивался и старался не глядеть в глаза встречным.
К сознанию бессилия, неуменья что-либо сделать у Чета примешивалась тайная боязнь богов, так как и Айнтай, и кам Пустелянга, и другие старики грозили ему:
— Худо будет, парень, — Эрлик думает, как отомстить тебе за гордость!
— Худо будет!..
Чет хмуро огрызался, как загнанный волк, а мысль упорно работала, ища выхода из этого положения. Алтаец нервничал и был близок к помешательству, ожидая чего-то необычайного.
Иногда Чет много говорил. Он вспоминал различные эпизоды, рисующие бессилие Эрлика и равнодушие доброго бога Ульгеня к горю Алтай-кижи[9], но больше молчал, ни с кем не говорил даже об обычных домашних вещах. Ездил одиноко по горам, забирался в леса, ложился под дерево и все думал.
