Белые Росы - [11]
— В городе чего-то набедокурил... Десять суток дали... К Марусе заходил?
— Нет.
— Зайди.
Кисель покачал головой:
— Боюсь... Остаться могу, — глухо промолвил Кисель и пошел в темноту.
Старик еще долго сидел в окне.
Кричали первые петухи.
Кисель вышел на шоссе перед изогнутой стрелой указателя. Остановился, перевел дух, поправил на плече рюкзак, какое-то время смотрел на исцарапанный указатель. Потом легко одной рукой разогнул его, глянул в последний раз на темную спящую деревню и быстро-быстро пошел по шоссе к освещенному электрическими огнями городу.
И вот наступил тот день для жителей неперспективных Белых Рос, когда все сомнения по поводу дальнейшей судьбы деревни одним махом разрешились.
— Дорогие жители Белых Рос! — радуясь и волнуясь не меньше самих «жителей», говорила полная женщина с депутатским значком на груди. —
Ваша старая деревня с таким милым поэтическим названием переживает свое второе рождение! Через год-два на этом месте вырастут многоэтажные дома, магазины, школа, детские учреждения, предприятия бытового обслуживания... И особенно приятно то, что ваша деревня не исчезнет! — продолжала женщина. — Решением горисполкома новый микрорайон будет носить название Белые Росы! Более того, всем вам, я повторяю, всем без исключения, предоставляются благоустроенные квартиры в одном доме в двух шагах отсюда. Вот этот дом! — женщина показала рукой на серую бетонную башню метрах в пятидесяти от деревни.
Все головы одновременно, как у туристов, повернулись в сторону дома... Огромная махина всеми окнами смотрела на людей. Кто-то даже зааплодировал.
— Улица, уже городская улица, — продолжала женщина, — на которой вам предстоит жить, будет называться Белоросинская. Счастья вам, дорогие мои, радости и здоровых деток в новом доме!
Тут зааплодировали все. Маленький шустрый фотограф бегал вокруг, приседал и щелкал фотоаппаратом.
— Позвольте мне, — продолжала женщина, — выполнить приятное поручение исполкома Первомайского районного Совета народных депутатов и вручить вам ордера и ключи от новых квартир...
Тишина.
— Ордер на однокомнатную квартиру вручается старейшему жителю деревни Белые Росы, ветерану трех войн, ветерану труда — Ходасу Федору Филимоновичу...
Все зашумели, захлопали в ладоши, задвигались, заулыбались...
— Ну че ты пнем стоишь? — прошептал Гастрит. — Иди, если просят. Пока дают...
Старик подошел к колодцу.
— Поздравляю вас, дорогой Федор Филимонович! — женщина протянула старику синенькую бумажку и ключик. — Долгих лет вам жизни, здоровья, счастья! — и даже обняла. Но, обняв, прошептала на ухо: — Скажите что-нибудь...
Старик повернулся к односельчанам.
Все ждали от него речи.
— Ну, чего сказать?.. — заволновался Ходас. — Родился я, значит, тут в одна тысяча...
— Знаем, когда родился, — крикнул кто-то. — Речь давай!
— А ты там не вякай! Говорю что говорю! — огрызнулся старик и продолжал свою «речь»: — Родился я, значит, тут, женился тоже тут... Войну, значит, одну с Буденным Семеном Михайловичем, другую в Карелии, а третью, значит, тоже тут, в партизанах... А теперь во квартиру дали... Помру, значит, с удобствами... Спасибо...
Он вытер пот и пошел.
— Ну, Федос! — упрекнул его Гастрит. Не умеешь ты красиво говорить.
— Я зато думаю красиво! — буркнул старик.
— Все думают, — махнул рукой Гастрит.
Женщина улыбнулась, сказала растроганно:
— Спасибо, дедушка...
— За что? — изумился старик.
— За все. За всю вашу жизнь... — очень тихо, только ему одному сказала женщина, опять улыбнулась, взяла новый ордер и ключик.
— Ордер на трехкомнатную квартиру вручается...
В своем гнезде сидел одинокий аист.
Тревожно поглядывал по сторонам.
Клекотал.
Потом вдруг взмахнул крыльями и полетел.
К новому дому бежали семьями по мере получения ордеров и ключей. Именно бежали, а не шли.
— Петька! — задыхаясь, кричала седая старушка, прижимая к груди черного как смоль кота. — Возьми кошку!
— Ай! — отмахнулся молодой белобрысый парень.
— Возьми, я сказала! Кошка первой должна войти! Или дай хоть я войду, чтоб мне первой в новой хате помереть.
— Бросьте вы, мама!
— Петька, у тебя же семья и дети малые!
И захлопали двери, зазвенели оконные стекла, загудели лестницы под ногами, застонал-завыл лифт. Бурная, восторженная жизнь вошла в серый железобетон.
Первым делом, конечно же, высыпали на балконы.
— А высоко-то как!
— Банчук! Ты меня видишь?
— Не!
— И я тебя не вижу...
— Елки-моталки! Да тут же двух кабанов держать можно!
Струк, перегнувшись через перила, звал соседа:
— Кулага! Кулага!
С балкона этажом ниже показалась нервная голова Кулаги.
— Че?
— А я сверху тебя, — довольный до невозможности, сообщил Струк.
— Ну и что?
— А вот тьфу на тебя с высоты и все, — расплылся в добродушной улыбочке Струк.
— Отобью голову! — взвился Кулага. — Я сказал...
Мурашка, увидев хозяина, подняла от травы морду и замычала. Старик подошел к ней, достал из кармана большой кусок хлеба, протянул к коровьим губам:
— На, поешь, — отломил кусочек, отдал корове. Та осторожно взяла хлеб с ладони старика.
— На базар завтра пойдем... — вздохнул Ходас, достал из другого кармана ордер и ключ. — Вот видишь, квартиру в городе дали. Не обижайся...
Вот уже четыре века в замке древнего Несвижа является призрак молодой женщины. Согласно легенде, это бродит мучительная душа нелепо загубленной Барбары Радзивил. Драматическая поэма Алексея Дударева написана на основе одного из самых романтических представлений о трагической любви белорусской магнатки Барбары Радзивил и польского короля Жигимонта.
Брошен в тихую водную гладь камень, и круги расходятся, захватывая неподвижные пространства. Так и судьбы людей, ранее очень далёких друг от друга, сходятся по велению кровавой драмы, разыгравшейся в России начала 20-го века. В романе исторические события просматриваются сквозь призму трагедии человеческих судеб. Сюжет развивается стремительно, начиная с белогвардейского мятежа полковника Перхурова в 1918 году. Далее – драма «баржи смерти». Той «Баржи смерти», которая проходит через судьбу России и жизни нескольких поколений ни в чем не повинных людей.
Серию «Дедукция» мы продолжаем публикацией романа К.К.Стрэхен «Следы», в свое время получившего премию Скотленд-Ярда за лучший детектив года!Мирный сон обитателей тихого ранчо прерван выстрелом, который не только убил одного из них, но и разбудил самые чудовищные подозрения по отношению друг к другу…
Амбер и Паоле, дочерям Макса Сэлла, по воле судьбы суждено пройти множество нелегких дорог. Лишь изредка они будут пересекаться, но на оживленных перекрестках и опасных поворотах девушкам будет трудно уступить друг другу. Только с течением времен они выйдут на один путь, ведущий их к любви, к семье, к дому.* * *Продолжение истории Амбер Сэлл и Паолы Росси. Идет время. Дороги мира сводят и разводят дочерей Макса, но извечному соперничеству и взаимной ненависти сестер, кажется, не будет конца. Слишком они разные, да и на долю каждой выпадают свои испытания.
Роман Джеффри Арчера из тех, что называют книгами для семейного чтения. Главный герой Чарли Трумпер с детства мечтает о «крупнейшем лотке мира» — магазине, в котором будет продаваться все. На пути к его мечте Чарли подстерегает множество препятствий и трудностей — войны и экономические кризисы, предательство, месть, потеря близких. Но он преодолеет все преграды.Увлекательный сюжет, легкий стиль, мягкий юмор — отличительные черты романа Арчера.
Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.
Рукавишников И. С.Проклятый род: Роман. — Нижний Новгород: издательство «Нижегородская ярмарка» совместно с издательством «Покровка», 1999. — 624 с., илл. (художник М.Бржезинская).Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1930), — потомок известной нижегородской купеческой династии. Он не стал продолжателем фамильного дела, а был заметным литератором — писал стихи и прозу. Ко времени выхода данной книги его имя было прочно забыто, а основное его творение — роман «Проклятый род» — стало не просто библиографической редкостью, а неким мифом.