Белые пятна - [30]

Он вспомнил свой приезд на главную базу и одну-единственную беседу с главным инженером Истоминым. Беседа была доверительной и понравилась молодому человеку.

— Вы коммунист, товарищ Ганин, — сказал Истомин, — единственный во всей экспедиции. Ваш начальник уже немолодой беспартийный инженер, несколько замкнут, но добросовестный специалист. Очень исполнителен. У вас могут возникнуть с ним споры. Не стесняйтесь, пишите об этом мне лично. Я поддержу; если понадобится — вызову вас на базу.

Почему бы Ганину не обратиться к нему? Результат! Ведь экспедиция выбросила уже свыше десяти тысяч кубов, израсходовала уйму денег, взрывчатки… Неужели нельзя отступить от проекта, когда есть возможность по-иному, вдвое-втрое экономнее, вести изыскания?

2

В горах далеко разносятся звуки. Мосалев и Курбатов несли взрывчатку. Пересекая участок бригады Чернова, десятники услышали разноголосый шум, вскрики и ругань.

— У Чернова всегда неполадки, — пробормотал артельщик и остановился.

Невдалеке кричали громко и злобно:

— Дай ему! Дай! Чего смотришь!

— Не подходи, собака! Отойди на пять шагов.

Голоса слились в один сплошной гвалт ярости и обиды. Дело явно клонилось к драке.

— Якорь им в душу! Бежим, Костя!

Десятники приметили камень, под который сунули взрывчатку, и побежали на крики.

На маленькой полянке, у недобитого шурфа, собралась бригада Чернова. Но тут же вертелись рабочие из других бригад. Курбатов заметил Дронова и Айнета. Драчливый Алешка Петренко без рубашки и кепки держал за пояс отпальщика Зубкова, тряс его и хрипел:

— Да я из тебя юшку выжму!

Рассудительный Акатов стоял перед десятником Черновым, отталкивая переступавшего по-медвежьи Айнета. К Чернову лез и Сизых, размахивая черенком кайлы. Петренко все подталкивал и подталкивал Зубкова к шурфу и столкнул бы отпальщика, но в эту минуту на полянке появились Мосалев и Курбатов, а с другой стороны подбежал Разумов.

Он разорвал плотное кольцо тел и, зная характер Петренко, не раздумывая, отшвырнул его от Зубкова. Его узнали, но крики не прекратились.

Петренко зашел с другой стороны, норовя ударить Зубкова, но Разумов оказался проворнее и с силой нажал на плечо драчуна.

— Пошто бьешь своих? — заорал Петренко, забыв о Зубкове и готовый драться со своим десятником.

Десятники с трудом уняли разбушевавшиеся страсти. Прибежавший на шум Ганин увидел разгневанные лица, сверкающие глаза, сжатые кулаки. — Что случилось, товарищи?

— Нету в нашей бригаде правды, — крикнул Сизых. — Тут, товарищ Ганин, не заработаешь и на штаны. — Себе все легкое берут. Отпалку на своих шурфах по два раза делают. Я сегодня не утерпел — под камень спрятался. Думаю: была не была, узнаю, зачем они нас угнали. А они — Зубков, Чернов и вот эти двое, — он показал пальцем на двух шурфовщиков, — гляжу, обратно шпуры делают, да не всюду, а на своих шурфах. Эге, думаю, недаром у них выработка высокая… за нашу-то взрывчатку. Воры, а не десятники!

— Расстрелять мало! Сознавайся, Чернов, а то бить будем!

Ганин и Разумов поняли наконец, из-за чего завязалась драка. Чернов, как только привезли взрывчатку, стал экономить и, нарушая приказ Лукьянова, закладывал в шпуры вдвое, а то и втрое меньшую дозу. Но не во все, а лишь в те, которые он заранее распределял среди подручных. Ребята это заметили и пожаловались Лукьянову, но начальник не обратил на жалобу внимания. Чернов осмелел и, отбурив на сэкономленную взрывчатку до сотни шурфов, показал в наряде, что они выбиты вручную: в карманы десятника и его подручных потекли деньги.

— Кто начал драку? — строго спросил Ганин.

— Зубков, он Дрона толкнул. А Чернов на Акатова топором замахнулся.

— Айнет, Акатов, Петренко, идите на линию. Полдня потеряли.

— Так, Витя! А кто же петушки к петушкам?..

— Иди, иди! Ладно, петух! — Виктор улыбнулся Петренко, который начинал его по-настоящему привлекать, несмотря на грубые выходки.

Ребята ушли. Ганин отправил Чернова и Зубкова в табор: рабочие и слышать не хотели о них. Виктор, по указанию Ганина, произвел разбивку шурфов и, потеряв почти полдня, отправился на свою линию.

Вечером Разумов принес Лукьянову томик «История XIX века». По палатке прохаживался взволнованный чем-то Ганин.

— Что, — удивился Григорий Васильевич, — уже прочли?

— Ну ее, историю, — буркнул Разумов. — Настоящее интереснее, Григорий Васильевич.

— А историю долой?

— Долой не долой, а на полку, — в тон Лукьянову ответил Виктор.

— Значит, пошумели сегодня на линии? — с добродушной усмешкой спросил Лукьянов. — У меня были десятники. Поступили вы с Ганиным верно, но… не надо разжигать страстей, Виктор Степанович. К чему? Обычная в наших условиях проделка. У вас… Курбатов разве не выгадывает?

— Курбатов? Никогда! — твердо возразил Разумов.

— Не ручайтесь! Видно плут… Но умный. В этом разница между ним и Черновым. Вы, друзья мои, напрасно озлобили Чернова против себя. Десятник он неплохой, знает отчетность, аккуратен, ежедневно оформляет наряды. А что с десятника еще требовать?

— Григорий Васильевич, Сизых говорил, что он жаловался вам на десятников, — возразил Ганин, — Так что… возмущения можно было избежать.

— Едва ли, Андрей Федорович. Ручаюсь вам: тот же Дронов или Петренко сегодня же выпьют с Зубковым, помирятся и снова подерутся. Таковы их натуры. — Он говорил неторопливо, вертя в пальцах маленькие ножницы. Темно-карие глаза инженера, казалось, интересовались только ножницами.