Белые пятна - [14]

— Человек, которому не везет, относится с живым участием к человеку, который попал в беду? — с полувопросом, полуутверждением произнес Тушольский.

Истомин почувствовал в словах управляющего иронию. Он рассказал ему все, что знал о десятнике. Тушольский слушал внимательно.

— Так вы говорите, что он из семьи вековых интеллигентов?

Истомин достал из палки письмо Лукьянова.

— Фамилию Разумовых я часто встречал в центральной прессе. Отец десятника Разумова убит в начале гражданской войны, а дядья — их у молодого, человека порядочно — кажется участвовали в планировке Большой Москвы, двое награждены за первую очередь московского метрополитена.

— Согласен, — сказал Тушольский. — Утвердить надо этого «инженера-историка». Люди нужны.

Управляющий поднялся.

— Как же быть с Мишиным, с Южным, Андрей Павлович? — спросил Истомин, вставая тоже.

— Подумайте!

В это слово Тушольский вложил все, что смущало обоих, хотя смущало по-разному.

2

В таборе стало известно, что новый горный десятник, получив самую большую бригаду экспедиции, не бросил работу шурфовщика и сам вместе с рабочими разбирает завалы на просеке.

Но это не сказывалось плохо на деле: рубщики за два дня подготовили шестую линию и с такой же энергией работают на следующей, еще более трудной. Подтянулись и шурфовщики. За два дня они сделали столько, сколько не выбивали перед этим за неделю, и Андрюша Ганин вывесил в столовой «молнию»:

«Бригада десятника Разумова вошла в график и обязуется опережать график по рубке просек и по вскрытию пластов шурфами».

— Крутой он, наш Виктор Степанович, — говорил Иван Акатов своему дружку Федору Дронову. — Характерный человек, спросливый. Ты гляди, что он вытворяет: передал мои шурфики Петренке, поставил с ним рядом Айнетку и говорит: «Поглядывай за ним, товарищ Байкеримов. Алешка пускай будет на твоей горняцкой совести». Тоись, стало быть, помогай Алешке в люди выходить. А меня направил под твой, Федя, начал.

Алешка Петренко задирался, не слушал десятника, грозился уйти.

— Невмоготу мне, замучит меня этот дьявол! — пожаловался он артельщику. — И что ему надо, сатане! Харчи я отрабатываю, и ладно.

Лукьянов, узнав об этом, сказал Ганину:

— Не беспокоит ли вас, Андрей Федорович, поведение десятника Разумова? Говорят, он избил Петренко?

Ганин энергично вступился за Виктора, но все же Лукьянов сказал:

— Передайте Разумову от моего имени: он не в лагере, а в экспедиции.

— Скажите ему сами. По-моему, он правильно делает.

Григорий Васильевич промолчал. Уединившись в своей палатке, он стал разбирать почту. Разрезая последний пакет из плотной голубоватой бумаги, Лукьянов обнаружил внутри небольшой конверт без адреса. Отодвинул большое письмо с пометкой «циркулярно» и углубился в чтение краткой записки.

Прочел раз и два. Задумался, забарабанил по столу пальцами. Спрятал записку в бумажник, вышел из палатки и, захватив по обыкновению геологический молоток, покинул лагерь.

Шел он в глубоком раздумье, не обращая внимания ни на то, куда идет, ни на туманное утро с холодным верховым ветром. Шел, опустив голову, с застывшим лицом и немигающим взглядом.

Кругом скрипели раскачиваемые ветром деревья. Совсем близко выскочил рыжий бурундучок, испуганно пискнул и скрылся. По склону раскатился треск упавшей сухостоины. Ветер поднялся и потащил пелену тумана. С головы до ног обволокла она инженера и, увлекаемая ветром, поплыла вверх.

Лукьянов машинально вытер платком взмокшее лицо. Огляделся. Нахмурил брови. Сел на каменную плиту, вынул из бумажника полученную записку и внимательно, покусывая губы, прочел еще раз. Потом торопливо закурил и, держа письмо за краешек, поднес спичку. Отряхнул руки и пошел на голоса.

Большая группа шурфовщиков, расположившись вокруг костра, уничтожала завтрак. Рядом с Разумовым сидел Петренко и, отчаянно жестикулируя, о чем-то говорил. «Общительный характер у этого «инженера-историка». А если я приду на линию — сбегутся ко мне ребята, как сбежались к новому десятнику? Петренко — и тот не отходит от него», — подумал Лукьянов. В груди его что-то шевельнулось. Зависть? Недовольство?

Когда начальник экспедиции подошел к линии, шурфовщики уже работали. Увидя инженера, Виктор выскочил из глубокого шурфа.

— Вы — горный десятник, Виктор Степанович, — сказал Лукьянов, именем и отчеством подчеркивая значение должности.

Разумов понял, почему Лукьянов несколько дней не разговаривал с ним.

— Я люблю работать, Григорий Васильевич, — просто ответил он. — Да и Ганин торопит. Вчера он сказал, что если к нам не направят еще человек двадцать, мы затянем опробование.

Лукьянов усмехнулся:

— А результаты? Поймите, поиски — это игра втемную. Не думайте, что вас расхолаживаю. Ради бога! Я знаю этот район, верю в его перспективу, но представьте, Виктор Степанович, мне просто не везет. Не везет!

Заинтересованный Разумов слушал, не прерывая.

— Конечно, в этом году рудоуправление постарается удвоить добычу, — продолжал Лукьянов. — Но дадут ли поиски намеченный прирост промышленных запасов? Вот что волнует. Если бы на наших картах были нанесены месторождения хотя бы с тридцатью тысячами тонн слюды, — здесь можно было бы строить фабрику и по-настоящему развернуться.