Белые люди из Кайро - [2]

Антон слушал, улыбаясь. На самом деле местная сказка была всего одна. Про эту самую реку, которую они перекрыли, защищая население дельты от регулярных наводнений. Здешние шаманы создали, кто бы мог подумать, что-то вроде комитета и долго приставали с протестами, но их никто не слушал. Проект финансировался на правительственной основе, и никого не волновало, что это самое правительство находится за сотни километров от реки и в глаза её отродясь не видало. Им заплатили за дамбу – они построили дамбу. А местные, вопреки ожиданиям, не только не чинили препятствий, а даже помогали. Может, уразумели, может, смирились, а может, уповали на своих богов, чтобы те покарали наглых европейцев, строящих какую-то херню прямо в благодатных водах. Помнится, именно этот эпитет – «благодатные» – в своё время заинтересовал Антона. А потом ему рассказали сказку. И он, ещё не дослушав, решил: «Какого чёрта. Буду строить здесь. Если и строить… то здесь».

– Белые люди из Кайро злы?

– Нет, они просто несчастны. Белый слепит, знаешь, сын? Белые люди из Кайро слепы. У белых людей белые желания, белые страсти. Они видят только белое. Они верят только в белые чудеса.

– А какие ещё чудеса бывают, отец? Цветные?

– Нет, сын, ещё бывают чёрные.

Сказка была запутанная и, в общем, скучная, но суть Антон уяснил чётко: то, что произросло в благодатных водах реки, способно летать. Какой-то здешний божок, родившийся в результате сложной кровосмесительной связи, вынырнул из волн и воспарил в небеса. Что-то в таком вот духе. Миронов, геолог, находившийся с ними во время построения дамбы, рассказывал, что в этом районе когда-то находилось несколько довольно мощных гейзеров. Должно быть, истоки легенды коренились в этом факте. Впрочем, Антону было всё равно. Он бы начал строить корабль и без гейзеров, тем более что от них теперь и так никакого проку. Просто есть благодатная река и его корабль, который он вот-вот спустит на её воды. Его корабль.

Его летучий корабль.

Ерунда какая-то, как тонко подметил Сергей.

Антон знал, что ерунда, знал, что чушь, знал, что безумен. Но безумие, отнявшее у него нормальные, человеческие стремления и мечты, не отняло способности быть неплохим инженером, и это оставалось главным. Он всегда хотел и любил летать. С детства обожал перелёты. Никогда не боялся ни высоты, ни смерти, которую она в себе несёт. На полном серьёзе мечтал стать лётчиком-испытателем. А потом его семья погибла в авиакатастрофе. Родители, брат, младшая сестра, тётка с сыном. Все. Самолёт взорвался при взлёте. Едва успел убрать шасси – и развалился на куски, выплёвывая в небо широкие завитые ленты пламени. Причина идиотская: пилот не справился с управлением. Человеческий фактор, как это обозначают в статистике. Антону было шестнадцать. Он сказал себе: я построю то, что сможет летать, но никогда, никогда не взорвётся при взлёте. Смешно, но первой его мыслью был летучий корабль.

Корабли ведь при взлёте никогда не взрываются.

– Ну ты дал, – только и сказал Сергей, когда Антон неохотно поведал ему, зачем остался в Кении. Они были знакомы ещё с института, но не особо дружили. Нельзя сказать, что эта ситуация их сильно сблизила. Впрочем, Сергей ведь всё-таки остался. И даже не очень подкалывал. Так, слегка только.

– Ну, строй, – проговорил он, странно улыбаясь, и Антон почувствовал глупое облегчение. Словно ему разрешили быть сумасшедшим. Это было так сладко.

– Он думает, что не взорвётся. Потому что корабли не взрываются. Но верит, что сможет полететь. Хотя корабли не летают. Белые люди думают только про белое.

– Что значит «взорвётся», отец?

– Ты видел когда-нибудь закат?

– Конечно.

– Ты никогда не видел заката. Двадцать лет назад с неба падали маленький тёмные солнца, и ночью становилось светло, как днём, и так же жарко.

– Это значит «взорвётся»?

– Это значит «полетит».

– Чёрт, ну а теперь-то что? – спросил Сергей и нервно взъерошил пятернёй волосы. Сейчас он казался слегка встревоженным. Их кожа приобрела устойчивый бронзовый оттенок, пиво закончилось, а худосочное судёнышко покачивалось на мутных зелёных волнах благодатной кенийской реки, в нескольких сотнях метров от дамбы. Маленькое, жалкое, теперь уже в самом деле будто игрушечное. Сергей ёжился и часто чертыхался. За прошедшее время один раз он собрался-таки домой, но так и не улетел. Антон не стал спрашивать, почему.

– Нэ так? – нервно повторил Сергей и нетерпеливо развернулся к нему.

Зима в Африке похожа на фруктовое желе: застывшее, дрожащее и приторно-сладкое. И на обезьяньи мозги, сварившиеся прямо в черепной коробке от жары. Вот уж его мозги точно сварились, причём, видимо, давно. Антон с удивлённым любопытством разглядывал разбросанные по долине лачуги, аборигенов, копошащихся далеко внизу с тем же невозмутимым усердием, с которым они выполняли абсурдные приказания белого господина – вероятно, просто по привычке. Им было сказано построить – они построили. Пустышку, состоящую из одного каркаса и обшивки, с исключительно декоративными мачтами, даже без ручного управления. Антон не собирался никуда плыть. Он собирался лететь.