Белое и красное - [61]

— Рассказывай, Бондалетов, посмотрю, чего твои сведения стоят.

Никифоров никак не может отвлечься от мысли, что Бондалетов зашел к нему просить деньги для наведения общественного порядка, ибо Никифоров, когда распределяли посты председателей общественных комиссий при якутском Совете, выбрал себе комиссию общественного порядка. Вот и приходится раскошеливаться.

— Значит, молодой Шнарев, которому папочка поручил исполнять вчера должность как бы шефа протокола, встречать и провожать гостей, улизнул к артисточкам. Наша золотая молодежь, не знаю, как ее по-другому назвать, во главе с зятем комиссара Соколова организовала собственное развлечение. — Говоря это, Бондалетов ежится, потому что, когда смотрит на Никифорова, чувствует себя как-то неловко. Что это с ним?

— В деда, видать, пошел. Акепсим Михайлович любил погулять.

Пикантная информация, но Никифорову она ничего не дает. Конечно, не этот сопляк Иван его конкурент, а Петр. Это его сын Олег Павлович соперничал бы с Иваном Петровичем, продолжал бы их старый спор — кто первый купец в Якутии, — если бы не умер в детстве от менингита. Проклятая тайга. Могучий род вскормила, вывела в люди, а потом…

— Репортер из «Новой Якутии» Козлов, когда его пьяного на шнаревских санях отвозили домой, велел кучеру остановиться на пустой рыночной площади и пытался произнести политическую речь. Из того, что говорил, не все можно было разобрать, но кричал, что буржуи едят мандарины, а простому люду хлеба не хватает. И он напишет об этом…

— Шнарев излишне афиширует свое богатство, это факт. Из грязи да в князи. — Хотел еще сказать что-то более резкое о своем конкуренте, но вспомнил, что вчера, правда с трудом, заключили перемирие.

— А супруга Шнарева, как прием закончился, сразу же выздоровела, собственноручно пересчитала оставшееся. Представьте себе, элита, а серебряных ложек да ножей недосчитались…

— И ведь ты, Бондалетов, наверняка знаешь, кто их свистнул? Судя по всему, агенты твои работают.

А вот комиссар Соколов утверждает обратное. Сегодня утром, когда разговор по поводу последнего номера «Бюллетеня» подходил к концу, и шел он именно в том направлении, в каком хотел Бондалетов (Соколов уже сказал: «Москва слезам не верит», потребовал, чтобы тайная типография была найдена, отметил, что тайные агенты капитана плохо работают), и он, облегченно вздохнув, собирался было идти, и вот тут-то Соколов, будто невзначай, сказал ему, что они с Иваном Игоревичем обсуждали вопрос о том, правильно ли они поступили, разграничив сферы деятельности капитана Эллерта и его, Бондалетова. Понятно, Эллерт отвечает за оборону Якутска в случае интервенции извне, а Бондалетов — за безопасность и внутренний порядок. Однако шаги, предпринятые Эллертом для безопасности шнаревского банкета, свидетельствуют о том, что его якутов с успехом можно использовать и для наведения порядка внутри города. Ну и, конечно, милиция Бондалетова будет привлекаться к операциям вне города.

— У вас сколько агентов?

Бондалетов с трудом отвлекся от разговора с Соколовым.

— На сколько хватает денег, Павел Георгиевич. Сейчас пошел такой народ, не заплатишь, не будут стараться, даже для якутского Совета.

Он позволил себе пошутить. Никифоров же думал совсем о другом: значит, разговор таки подошел к деньгам.

— Что ж, сведения твои любопытны. Бабы, когда стирают белье на Лене, о том же судачат, а денег не требуют…

Самый что ни на есть медведь из тайги. А медведя ничем не развеселишь. Но можно заставить, чтобы он повеселил тебя. Придет, придет время капитана Бондалетова.

— Должен заметить, Павел Георгиевич, многие люди на высоких должностях любят начинать рабочий день с выслушивания информации. После Петербурга я работал в Саратове, город губернский. В мои обязанности входило постоянно информировать его превосходительство генерал-губернатора о всех происшествиях. И он частенько говорил мне: «О том, что арестовали студента за агитацию, можешь не докладывать. И что мужики убили эконома — тоже, все это скучно и содержится в ваших донесениях. Я должен знать, сколько генерал Казанкин проиграл на прошлой неделе в карты, до одной копеечки, с кем артисточка Сежевская флиртует и кто сейчас наставляет рога нашему прокурору. Изюминку мне подавай, изюминку, а все прочее доложат мне мои чиновники, для того они и поставлены, зануды эти».

Никифоров даже не улыбнулся. Да, сущий медведь таежный, ничем не проймешь. А вот продеть ему колечко в нос и посадить на цепь, тогда уж он повеселит тебя. Придет, придет время капитана Бондалетова. Начинал он свою карьеру в столице, потом много лет служил в губернском городе, затем в уездном, все ниже и ниже спускался. А сколько за последний год в России сломанных карьер…

— Если у нашего государя были такие губернаторы, нечего удивляться, до чего докатилась Россия и он сам.

Никифоров достал кожаную коробочку с крышкой из тюленьей шкуры, вытащил палочку.

О, только этого не хватало. «Значит, не так уж плохи дела у старика Бондалетова», — ухмыльнулся капитан про себя.

— Павел Георгиевич, могу рассказать еще об одном. Не решаюсь, сплетни вроде вас не интересуют. Агриппина Акепсимовна…