Белки в Центральном парке по понедельникам грустят - [4]
Он возлежал под несколькими слоями одежды, прикрыв глаза и вдев в уши наушники, и преспокойно слушал музыку.
— Гэри! — взвыла она. — Что ты тут забыл?
Он вынул наушники и тупо уставился на нее.
— Я слушаю великого Гленна Гульда… Это так прекрасно, Гортензия, просто прекрасно! Нотки у него перекатываются, словно живые жемчужины, и…
— Но ты здесь не на концерте! Ты на вечеринке!
— Терпеть не могу вечеринки.
— Так это ты меня сюда позвал…
— Я думал, ты не придешь…
— А перед тобой кто, по-твоему? Моя тень?
— Я искал тебя, а тебя нигде не было…
— А вот я тебя видела, причем вместе с мисс Той-Кого-Нельзя-Называть. Вцепился в нее, облапил… Этакий защитник и покровитель. Кошмар!
— Она перепила, и я помогал ей держаться на ногах…
— И давно ты вкалываешь на Красный Крест?
— Думай что хочешь, но я поддерживал ее под руку, а в это время искал глазами тебя…
— Что-то я не замечала, чтобы у тебя было плохо со зрением!
— А ты беседовала с какими-то двумя кретинами… Ну, я не стал навязываться. Ты же у нас любишь кретинов!
Он вновь сунул в уши наушники и натянул на себя кучу пальто, отгородившись от мира этой плотной завесой.
— Гэри! — приказала Гортензия. — Послушай меня!
Он схватил ее за руку и притянул к себе. Она нырнула в мягкую массу, вдохнула запахи духов, узнала «Гермес», «Армани» и «Шанель», все смешалось, вокруг были шелковые подкладки и жесткие манжеты, она попыталась отбиться, вырваться, но он затянул ее под груду одежды и крепко прижал к себе.
— Тс-с! Нас не должны видеть!
Она лежала, уткнувшись носом в его шею. Потом почувствовала, как он вдел ей в ухо наушник, и услышала музыку.
— Послушай, как красиво! Это «Хорошо темперированный клавир». — Он слегка отодвинулся и посмотрел на нее улыбаясь: — Можешь назвать что-нибудь прекраснее?
— Гэри! Почему ты здесь?..
— Тсс! Слушай. Гленн Гульд не бьет по клавишам. Он их трогает, воображает, воссоздает, лепит, изобретает вновь, и пианино у него обретает исключительное, необычное звучание. Ему даже играть не надо, чтобы творить музыку! Это одновременно что-то очень земное, плотское и при этом неземное, волшебное…
— Гэри!
— Чувственное, сдержанное, воздушное… такое… Прямо слов не нахожу.
— Когда ты позвал меня сюда…
— Давай лучше еще послушаем…
— Я хочу знать…
— Ты не могла бы хоть немного помолчать?
Дверь комнаты внезапно раскрылась, и она услышали женский голос. Хриплый, тягучий, противный голос перепившей женщины. Она, качаясь, налетела на камин, чертыхнулась.
— Я не стала класть его на кровать, а положила на камин. Баленсиага как-никак…
Она явно к кому-то обращалась.
— Вы уверены? — спросил мужской голос.
— Уверена ли я? Баленсиага! Вы, надеюсь, знаете, что это такое?
— Это Шарлотта, — прошептал Гэри. — Я узнал ее голос. Что это с ней?! Она вообще не пьет!
Шарлотта тем временем поинтересовалась:
— Вы не видели Гэри Уорда? Он должен был увезти меня отсюда. И вдруг исчез. Испарился. Рассеялся как дым. I’m so fucked up. Can’t even walk!
Она повалилась на кровать, и Гэри поспешно убрал ноги, сплетя их с ногами Гортензии. Он знаком велел ей не двигаться и молчать. Она слышала, как глухо стучит его сердце. И ее сердце тоже. Ей захотелось, чтобы они стучали в унисон, и она улыбнулась.
Гэри догадался, что она улыбается, и прошептал:
— Что ты смеешься?
— Я не смеюсь, я улыбаюсь…
Он прижал ее к себе, она не отстранилась.
— Ты моя узница, ты не можешь пошевелиться…
— Я твоя узница, потому что не могу пошевелиться, но погоди немного…
Он закрыл ей рот рукой, и она вновь улыбнулась, в его ладонь.
— Ну, вы уже закончили любоваться в зеркало? — немузыкально взвизгнула Шарлотта Брэдсберри. — По-моему, тут на кровати кто-то есть… Оно шевелится…
— Я думаю, вы просто выпили лишнего… Идите-ка лучше спать… Вы неважно выглядите, — мягко посоветовал мужчина, словно уговаривая больного ребенка.
— Нет! Уверяю вас, тут кто-то есть!
— Все так говорят, когда перепьют… Идите домой!
— А как я пойду?! — простонала Шарлотта Брэдсберри. — Боже мой, я в жизни не бывала в таком состоянии… Что произошло? Вы не знаете? И вообще, хватит смотреться в зеркало! Вы меня утомили!
— Я не смотрюсь в зеркало, я вспоминаю, мне кажется, у меня чего-то не хватает… Чего-то, что было, когда я пришел сюда…
— Не мучайтесь! Того, чего у вас не хватает, у вас никогда и не было!
— Вот как?
— Что еще она выкинет? — вздохнула Гортензия. — Лучше бы ей свалить отсюда, чтобы мы могли вылезти…
— А мне и здесь хорошо, — заметил Гэри, — это стоит того, чтобы повторить… — Он пальцем погладил ее губы. — Мне очень хочется тебя поцеловать… И кстати, думаю, я сейчас поцелую тебя, Гортензия Кортес.
Гортензия почувствовала на губах его дыхание и ответила, легко касаясь губами его губ:
— Это слишком легко, Гэри Уорд, чересчур легко, раз — и ты в раю.
Он провел чутким пальцем по ее губам:
— А мы потом придумаем что-нибудь посложнее, у меня куча мыслей на этот счет…
Тем временем разговор между Шарлоттой Брэдсберри и ее спутником продолжался.
— Я не спрашиваю, что вы имеете в виду, так как опасаюсь, что ответ будет не слишком любезным.
