— Мне пришла посылка, — сказала Жозефина Кортес девушке в окошке почтового отделения на улице Лоншан, в 16-м округе Парижа.
— Из Франции или из-за границы?
— Не знаю.
— На чье имя?
— Жозефина Кортес. К-О-Р-Т-Е-С…
— У вас есть извещение?
Жозефина протянула желтенькую бумажку: «На ваше имя получена посылка…»
— Удостоверение личности, — устало попросила служащая, крашеная блондинка с блеклым лицом и блуждающим взглядом.
Жозефина достала удостоверение и положила на стойку перед девицей, которая тем временем завязала беседу с коллегой о новой диете на основе красной капусты и черной редьки. Наконец она взяла документ, приподняла одну ягодицу, затем вторую и, потирая поясницу, слезла со стула.
Вперевалку она направилась к коридору и исчезла из виду. Черная минутная стрелка ползла по белому циферблату стенных часов. Жозефина смущенно улыбнулась выстроившейся за ней очереди.
Я ведь не виновата, что мою посылку куда-то засунули и не могут найти, словно оправдывалась ее сгорбленная спина. Я не виновата, что она сперва попала в Курбевуа, а уж потом сюда. Да и вообще, откуда она взялась? Может, из Англии, от Ширли? Но ведь она знает мой новый адрес. В принципе это похоже на Ширли: взять и прислать тот самый чай, что она покупает в «Фортнум энд Мейсон»[1], пудинг и пару вязаных шерстяных носков, чтобы у меня не мерзли ноги, когда я работаю. Ширли всегда говорит, что любви как таковой не бывает: любовь состоит из мелочей. Любовь без мелочей — все равно что море без соли, салат без майонеза, ландыш без колокольчиков. Жозефина скучала по Ширли. Та уехала с сыном Гэри в Лондон. Видимо, насовсем.
Служащая вернулась, держа в руках пакет размером с обувную коробку.
— Вы собираете марки? — спросила она у Жозефины, взгромождаясь на стул, жалобно пискнувший под ее весом.
— Нет…
— А я да. И, скажу я вам, эти просто великолепны!
Сощурившись, она еще полюбовалась марками, потом придвинула пакет к Жозефине. Жозефина увидела на грубой оберточной бумаге свое имя и прежний адрес в Курбевуа. Пакет был перевязан не менее грубой бечевкой, лохматившейся на концах пыльными грязными кисточками: посылка явно не первый день валялась на почтовых полках.
— Не могла ее найти, вы же переехали. Она издалека. Из Кении. Вон какой путь проделала! И вы, кстати, тоже…
От ее язвительного тона Жозефина покраснела. Пробормотала что-то невнятное и извиняющееся. Она ведь не потому переехала, что ей не нравилось в пригороде, что вы, совсем нет! Она любила Курбевуа, любила свой квартал, и свою квартиру, и балкон со ржавыми перилами… и если уж начистоту, ей не нравится новое место жительства, она чувствует себя там чужой и лишней. Нет, она переехала только потому, что ее старшая дочь Гортензия не могла больше жить в предместье. А если Гортензии что-нибудь взбредет в голову, ничего не попишешь, приходится подчиниться, иначе она изничтожит вас презрением. Получив деньги за свой роман «Такая смиренная королева», Жозефина заняла еще солидную сумму в банке и смогла купить прекрасную квартиру. В прекрасном районе. На авеню Рафаэль, рядом с Ла Мюэтт. С одной стороны — улица Пасси и ее шикарные бутики, с другой — Булонский лес. Наполовину город, наполовину деревня: на это особенно упирал сотрудник агентства недвижимости. Гортензия бросилась Жозефине на шею: «Спасибо, мамулечка, благодаря тебе я начну новую жизнь, стану настоящей парижанкой!»
— Будь моя воля, я бы осталась в Курбевуа, — смущенно пролепетала Жозефина, чувствуя, что у нее пылают уши.
Что-то новенькое! Раньше я не краснела по любому поводу. Раньше я была на своем месте, может, не самом лучшем, зато своем.
— Ладно… Так что марки? Вы их оставите себе?
— Боюсь, мы испортим упаковку, если будем их срезать…
— Ну и бог с ними…
— Хотите, я вам их потом занесу?
— Да говорю же, бог с ними! Я просто так сказала, они мне показались красивыми… но я о них уже и думать забыла!
И она перевела взгляд на следующего в очереди, подчеркнуто перестав замечать Жозефину. Той ничего не оставалось, как убрать удостоверение в сумочку и самой убраться восвояси.
Жозефина Кортес всегда была робкой, не то что мать и сестра: те одним взглядом, одной улыбкой умели заставить себя слушаться или внушить к себе любовь. А Жозефина вечно терялась, краснела, заикалась и готова была провалиться сквозь землю. Одно время она надеялась, что успех поможет ей обрести веру в себя. Ее роман «Такая смиренная королева» вот уже больше года держался среди лидеров продаж. Но деньги не прибавили ей уверенности. Больше того, они стали наводить на нее ужас. Они изменили ее жизнь, ее отношения с людьми. И лишь одно не изменилось — мои отношения с самой собой, вздохнула она, оглядываясь в поисках кафе, где можно было бы присесть и вскрыть загадочный пакет.
Надо как-то найти способ не думать о деньгах. Деньги прогоняют страх перед завтрашним днем, но когда их становится много, с ними хлопот не оберешься. Куда их поместить? Под какой процент? Кто будет этим заниматься? Уж точно не я, подумала Жозефина, шагая по пешеходному переходу и чуть не попав под мотоцикл. Она попросила своего банкира, мсье Фожерона, положить деньги на свой счет и каждый месяц выдавать ей некоторую сумму, чтобы хватало на нормальную жизнь, на налоги, на покупку новой машины, на оплату школы и поездку Гортензии в Лондон. Вот Гортензия знает, как распоряжаться деньгами. И не будет впадать в ступор перед выпиской из банковского счета. Жозефина давно смирилась с тем, что ее старшая дочь в свои семнадцать лет разбирается в жизни лучше, чем она сама в сорок три.