Однако все это было днем, а в состоянии раненого зверька перемены не было. Белка лежала неподвижно, даже, пить не хотела, и Бахыш-киши с горечью думал, что, может быть, врач солгал ему, чтобы успокоить.
Бахыш-киши сегодня, против обыкновения, не вернулся на работу. Из поликлиники он пошел с белкой к сыну, а вечером приехал сюда, к себе, в восьмой микрорайон. Про себя он считал так: если к утру белке станет лучше, он прямо отсюда поедет в пансионат, если же состояние останется прежнее придется снова ехать к врачу.
Зазвонил телефон. Бахыш-киши кряхтя поднялся, прошел в комнату. Звонил Фарман, его сын, интересовался, как белка. Когда отец сегодня гостил у Фармана, тот пытался как мог успокоить его: «Чего волноваться, отец? Из-за чего в самом деле — из-за белки… Мало ли у нас всех забот и хлопот, так ты себе еще новую придумываешь. Пойми, не имеешь ты права так себя изводить — у тебя ведь инфаркт был, тебе сердце беречь надо…»
Бахыш-киши успокоил и сына, и невестку: «От заботы о живом, дети, никому еще вреда не было. Вот если погибнет зверюшка — будет у меня сердце болеть. Уж кто-кто, а вы-то знаете, сколько сил я потратил на эту белку, сколько души вложил».
Вернувшись на балкон, Бахыш-киши остановился на пороге. Хоть небольшой сквознячок, а все-таки тянет, обсыхает пот. Но воздух был неподвижен и здесь, и Бахыш-киши, досадливо крякнув, стал обмахивать лицо рукой. «Ну и жара! Осень на пороге, а печет немилосердно, сил нет…»
Длинная, плавно изгибающаяся улица перед домом была тиха и пуста. Впрочем, здесь и днем было немного машин — здания стояли просторно, широко. Бахыш-киши очень любил этот район именно за то, что здесь всегда было так спокойно и тихо.
Случай с белкой так выбил старика из колеи, что он даже не приласкал внучат, когда был сегодня в гостях у сына, не подержал на коленях, не рассказал, какие подарки привез им из Минска. Бахыш-киши покачал головой, укоряя себя. Разве можно быть невнимательным с малышами? Белка, все белка… Из-за нее он и подарки внуку и внучке не сумел сегодня привезти.
Старый дом в центре города, где жил теперь Фарман с семьей, был навсегда дорог Бахышу. Больше двадцати лет прожили они там с Ширинбаджи, считай, целую жизнь. Всякое случалось — и хорошее, и плохое, и радости были, и тяжелые дни… А только всегда жили Бахыш и Ширинбаджи в дружбе и согласии.
Когда Фарман женился, дали ему от нефтеперерабатывающего завода, где он работал, новую квартиру — вот эту самую однокомнатную квартиру в восьмом микрорайоне, на балконе которой сидел сейчас Бахыш-киши, 1 Тогда старик, посоветовавшись с Ширинбаджи, решил отдать молодым городскую трехкомнатную квартиру на улице Мухтадыра, а самим перебраться сюда. Правильно решил, никогда Бахыш не жалел об этом. Молодым расти надо, детей воспитывать, семью укреплять. Пусть уж с самого начала устраиваются как надо.
Ради этого не погнушался Бахыш-киши бумажными хлопотами, которых в другое время терпеть не мог. Пооббивал пороги, походил в райисполком, добился того, что оформил квартиру Фармана на себя, а старую квартиру Бахыша закрепили за сыном. Долго готовились к переезду, и надо же было такому случиться, что в самый день переезда начались у Ширинбаджи невыносимые боли в животе. Срочно вызвали «скорую помощь», отвезли ее в больницу, оперировали, но опоздали. Прорвался гнойный аппендицит, и как ни старались врачи спасти Ширинбаджи — не сумели.
Крепко горевал Бахыш-киши, хотя виду старался не подавать. Справил он в старом своем доме семь дней, потом сорок дней по любимой жене и переехал сюда, будто отрезал себя от прошлого. Долго не мог он привыкнуть к новой квартире, к новому району — часто ездил к сыну в гости, на кладбище бывал почти каждый день… Время взяло свое, притупилась боль утраты, но прежним, таким, каким он был до смерти Ширинбаджи, Бахыш-киши так и не стал.
Потому и сам не удивился, когда неожиданно, без всяких видимых причин, вдруг случился с ним инфаркт. Обширный, говорили врачи, тяжелый. Честно говоря, и не надеялся Бахыш-киши, что поднимется с больничной кровати, и по глазам врачей видел, что и у них надежды мало. Однако, видно, не пришел ему срок умирать. Все обошлось, отступила болезнь. Когда вернулся Бахыш домой, встретила его вся семья — родные, близкие. Поздравляли его все, руки жали: «Ай Бахыш-киши, да ты в сорочке родился! Можно сказать, с того света к нам вернулся! Только помни, с сердцем шутить нельзя. Много ты сделал для людей, теперь пришла пора и о себе подумать». Бахыш и сам это понимал и, когда Фарман достал ему путевку в один из апшеронских кардиологических санаториев, поехал туда.
Нежданно-негаданно лечение в санатории изменило жизнь Бахыша-киши. Он прекрасно помнит тот вечер, когда на скамейке в одной из тенистых аллей перед ужином познакомился с отдыхающим, жившим неподалеку. Разговорились. От него и узнал Бахыш-киши, что строится рядом большой пансионат для семейных. Штаты там еще не укомплектованы, а требуются туда кроме прочих специалистов еще и лесник-садовод. Бахыш-киши удивился: для чего лесник, откуда леса на Апшероне? Но собеседник клялся, божился, что своими глазами читал объявление, и еще рассказал, что собираются здесь, в Бильгя, в самом пансионате и вокруг него, насадить большую сосновую рощу. Может быть, для нее и нужен лесник…
