Белая женщина среди чёрных масаи - [27]

В день моего возвращения детям ручки раздала, тетрадки, а они не знали что с этим делать. Тогда обратно собрала, но дети уже от меня не отходили. У каждого была зелёная ветка, которой гоняли своих мух, благо я приучила, даже не приучила, а потребовала, что бы ко мне подходили с веткой. А когда рядом не было взрослых, то брызгала детские платья дихлофосом, требуя закрыть лицо руками. Тем же самым обрабатывала для профилактики и своё жилище на ночь, всякий раз надеясь, что козлята с курами доживут до утра. В общем, вела борьбу с насекомыми всеми доступными средствами.

Пока не было дождя, вынесла табуретки, решив начать обучение детей с азов. Снова раздала всем тетрадные листы и ручки, а дети их даже держать не умеют. Сыновья Эсты быстро к ручкам приноровились, но крючки и палочки у них не получались. Я "цветик-семицветик" коряво нарисовала, так все смотреть собрались. Удивилась, значит, они и рисовать не могут, поэтому, когда просила взрослых нарисовать мне животное, которое убили, то никто из них не смог этого сделать. Даже взрослые не умеют держать ручку! То, что для нас кажется простым и само собой разумеющимся – для масаи целая наука. Мне стало понятно многое. Когда я делала записи в своём дневнике, сидя на маленькой табуретке в тени под деревом, вокруг собирались все, и малые и старые, наблюдая за моей работой. Да, они ничего не понимали, но им было интересно, что я пишу ручкой, и как быстро и непонятно я это делаю. Мы удивлялись, наблюдая друг за другом изо дня в день.

Ручки и тетрадки на следующий день отнесла в школу, а для своей семьи купила основной набор продуктов, это для их детей куда важнее науки. Возвращалась в общину вместе с мамой Монти – она несла пакет, а я за птицами-носорогами бегала, что бы сделать снимки, и наколола ногу через кроссовки. Шип застрял в подошве. Такое случалось и раньше, поэтому значения не придала. Рахема, так звали маму, сразу позвала своего сына, и тот отдал мне свой сандалий до дома дойти.

Сандалии у масаи особенные. Они практически не снашиваются. Изготавливают их из шины от мотоцикла. Прикрепляют резиновые ремешки и вставляют резиновую трубочку между пальцев, а на неё надевают бусинки, что б регулировать высоту перемычки и её натяжение – получаются сандалии. Когда снашиваются ремешки, их меняют и обувь снова новая. К тому-же подошва имеет закруглённые бока, как и форма самой шины, поэтому колючки такой обуви не страшны.

Для этих целей мусульмане продают старые покрышки от своих мотоциклов кусками нужного размера, и к ним же длинные резиновые ленточки-тесёмки, точь-в-точь, как резинки для рогаток у наших мальчишек. Масаи покупают эти полуфабрикаты и сами делают сандалии нужного размера. Готовая обувь тоже продаётся из больших куч сваленных на землю, но её размер всегда один – 40.

Глава 20. Нежданная проблема и прощание с масаи

Значения уколу в ногу не придала, рассчитывая через пару дней выехать из леса. Ночами ручьи уже бежали под моей палаткой, но холодно не было благодаря «свежекупленному» куску паралона. Выехать по плану не получилось – нога вдруг стала болеть и раздуваться. Через два дня не то, чтобы куда-то ехать, а уже и ходить не могла.

Масаи грели воду в доме, потом парили мне ногу с корой дерева и солью, а затем смазывали её керосином и бинтовали листьями. Дождь шёл уже и днём, утихая на полчаса, и снова включал свой холодный душ.

В эти, больные для меня, дни Монти поехал на рынок в одну из деревень по своим делам. Там он приобрёл сим-карту для телефона Эсты, разные препараты для ухода за стадом, а ещё женскую обувь. Яркие шлёпанцы масаи, расшитые бисером, он привёз для меня, сказав, что эту обувь колючки не берут. Он преподнёс мне их, как дорогие башмачки, как драгоценный подарок. У меня даже сердце защемило от такой опеки. Я чувствовала себя плохо, поднялась температура. Эста вернула мои антибиотики, и я принялась их пить, запивая молоком. Я боялась столбняка, ведь прививки от него у меня не было. Какие лекарства пить в этом случае – не знала, поэтому пила то, что было на тот момент под рукой.

В этот же день женщины начали строить для меня новый, более надёжный дом.

Под дождём, не имея другой одежды, кроме своих платьев-накидок, они выкопали ямы и установили столбы. Накрыли конструкцию тентом, после чего перенесли под него мою палатку.

Приходили масаи с округи. Они с тревогой смотрели на меня. Ещё недавно я сама всех лечила, а теперь вот… . Несколько ночей провела в новом месте, пока не стала ходить. Я чувствовала себя виноватой, доставив хлопоты для масаи. Забота людей леса обо мне глубоко тронула душу.

Лёжа в своём "убежище" вечерами, я слушала не громкое пение женщин, едва доносившееся из их дома. Запах дыма от очага расстилался по лесу. Дождь шумел в кронах деревьев, скатываясь на мой тент. Собаки фыркали, лёжа вокруг палатки под навесом, добросовестно меня охраняя. Кстати, их кормили угали, чередуя с костями, оставшимися после трапезы людей. Собаки с удовольствием ели эту маисовую кашу, как и сами масаи.

***

К моему отъезду готовились все. Женщины накопали корней разных деревьев. Завернули отдельно в листья, и показали на мне, для каких органов полезны корни. Я на бумаге всё подписала по-русски. Монти с вечера позвонил в д. Лингатеи и решил проблему транспорта. Дети вились вокруг. Пришли масаи попрощаться, которые знали о моём отбытии. Эста решила подарить мне коровью шкуру и, свернув её рулоном, стала толстой проволокой прикручивать к чемодану. Видимо, шкура была самой ценной вещью, что хотела мне дать, а я попросила калАбос из-под молока. Эста недоумевала – зачем мне калабос, если даже одной коровы не имею, на шкуре-то спать можно. Ей было невдомёк, что этот сосуд из тыквы будет мне напоминать о них. Запах костра вперемешку с молоком будет возвращать меня в те тропические ночи с танцами и песнями масаи у огня, с незнакомыми звуками дикого леса и светлыми, открытыми сердцами этих детей природы.