Белая тишина - [170]

— Ты, Павел, партизан? — спросил Пиапон.

— Да, Пиапон, я помощник командира партизанского отряда, а командиром у нас Даниил Мизин.

Костер на берегу озерка потухал, люди подходили к большому дому. Пиапон собрал всех присутствующих и передал просьбу Павла Глотова.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Охотники окружили Пиапона.

— Чья мука?

— Почему эту муку надо вывозить и прятать?

Тут кто-то из няргинцев узнал Павла Глотова.

— Кунгас! Смотрите, это же Кунгас, учитель! — закричал он.

— Правда, Кунгас-учитель. Здравствуй, здравствуй, Кунгас!

Няргинцы от Пиапона отошли к Павлу Григорьевичу и трясли его руку, говорили, что помнят его, но все думали, что он уехал к себе далеко-далеко, куда солнце приходит с запозданием.

Богдан, услышав возгласы охотников, подошел к бывшему учителю, Павел Григорьевич узнал его.

— Богдан! Молодец какой! — говорил он, пожимая жесткую ладонь бывшего ученика. — Не забыл «Богородицу»?

— Забыл, — засмеялся Богдан.

— А читать и писать?

— Это не забыл.

— Хорошо, а сейчас, друзья, нам надо спешить, за ночь мы должны всю муку вывезти и спрятать, — сказал Глотов.

Охотники, няргинцы и гости разбежались переодеваться. Пиапон пригласил Павла Григорьевича и его спутников к себе на чай.

Агоака подогрела остаток угощения и принесла Пиапону на дом. Глотов спешил, он торопливо съел, что было в миске, обжигаясь выпил чай и встал из-за столика.

— Пиапон, мы ждем вас в Малмыже. Только поторопи охотников, — сказал он и вышел из дому.

Пиапон переоделся и пошел в большой дом.

— На нехорошее дело идешь, Пиапон, — сказал шаман. — Мука чужая, силой отобранная. Хозяева приедут, искать будут. Зачем ты вмешиваешься в чужие русские дела?

— Не один я, все охотники согласились. Вон уже лодки сталкивают.

— Скажи им, чтобы не выезжали, это опасно.

— Их теперь не остановишь, они хотят помочь русским.

— Скажи им, это чужое дело, их не касается.

— Это они понимают. Кунгас-учитель однажды поругался с малмыжским бачика. Знаешь из-за чего?

— Не знаю.

— Бачика издевался над нами, смеялся над шаманами. Тогда Кунгас-учитель заступился за нас, за это его потом выгнали с работы. Теперь ответь, это его касалось? Зачем он заступился за шаманов, когда не верит им?

— Видно, совестливый человек.

— Справедливый человек.

Шаман замолчал.

Пиапон выехал на своей оморочке. Рядом с ним плыли другие охотники на оморочках, на лодках.

«Если бы все амурские жители так же столкнули все лодки и оморочки и пошли бы помогать красным, то Амур на самом деле вышел бы из берегов», — подумал Пиапон.

Кругом стояли няргинцы и их гости, они разговаривали вполголоса, курили, в ожидании своей очереди. По широкому трапу мелькали в темноте грузчики, те же няргинцы, чья была очередь нагружать свои лодки.

Пиапон разыскал Глотова, рядом с ним стояли командир отряда Даниил Мизин и комиссар Иван Шерый, высокий, худощавый, с окладистой бородой. Глотов познакомил Пиапона с командирами.

— Пиапон, наши неводники нагружены, но партизаны не знают куда ехать, — сказал Глотов. — Ты найди им по одному проводнику на лодку.

Пиапон спустился с баржи, пошел к горевшим, как светляки, трубкам. Вскоре он привел проводников, это были: Холгитон, Калпе, Богдан.

— Пиапон, ты мой помощник, — сказал Павел Григорьевич, когда Пиапон вернулся на баржу. — Ты мне помогай.

Охотники тихо, без суеты и шума, нагружали лодки, оморочки и исчезали в ночной темени. Пиапон помогал им, носил мешки с мукой, устанавливал очередь. Вскоре последние лодки отошли от баржи.

— Павел, ты Митропана и его сына видел? — спросил Пиапон.

— Как же не встретить Митрофана, — свертывая козью ножку, ответил Павел Григорьевич. — Он с нашими людьми на своем кунгасе повез муку.

— А в Малмыже есть чужие?

— В Малмыже есть кулаки, они за белыми идут, — ответил Глотов. — Им мы не доверяем. А еще много таких, которые ни за нас, ни за белых. Им тоже нельзя доверять, придут белые — они за белых и укажут, где спрятана мука.

«Он своим русским не доверяет, а нанай собрал со всех стойбищ, — подумал Пиапон. — А что, если среди нанай найдется предатель? Посулят белые десятки мешков муки и крупы, и кто-нибудь укажет место, где спрятана мука. Что тогда?»

— Потому мы доверили возить муку только тем малмыжцам, которые за красных, — продолжал Глотов, с шумом выдыхая из легких дым. — Ну, как ты жил, друг, эти годы? — спросил он. — Давай сядем, поговорим.

— Жил я разно, рыбачил, охотился, в лесу работал, деревья валил, сучки рубил. Разно жил, — ответил Пиапон. — Лучше ты расскажи, как ушел из Нярги, как жил.

— А ведь ты, Пиапон, мне сильно помог добраться тогда до Хабаровска.

— Я?

— Да, ты. Тебя охотники всюду по Амуру знают. Когда я говорил, что ты мой приятель, меня встречали как дорогого гостя, на дорогу продуктами снабжали. Только в Сакачи-Аляне мне попался один плохой нанай, он меня чуть не выдал жандармам, хотел арестовать и отвезти в Хабаровск. Ты его знаешь, его зовут Валчан.

— Валчан? Как же, знаю я его, — кивнул Пиапон. — Жена у него русская, дом большой, деревянный.

— Верно, жена русская и дом деревянный. Он как-то догадался, что я ссыльный и бегу в город. Отобрал у меня ружье, котомку, а соседу сказал, чтобы лошадь запрягал. Я думал, уже пропал, привезет он меня в Хабаровск, сдаст кому надо, и меня опять будут судить, опять сошлют куда-нибудь подальше.