Белая тишина - [13]

— Посмотри, Богдан, на эти столбы, — указал Баоса на телеграфную пинию. — Зачем русские поставили их, да еще натянули между ними железные толстые нитки?

Мальчик осмотрел ближайший столб, полюбовался белыми чашечками и помотал головой.

— Я здесь много раз проезжал, эти нитки у этого столба уходили под землю, потом переплывали озеро под водой, понял? На том берегу выплывали, и их опять навесили на столбах, а столбы тянутся прямо, для них широкой полосой тайгу вырубили.

— Зачем рубили? А на деревьях нельзя было навесить?

— Не знаю, Богдан, я сам ничего не знаю. Это все русские, они понимают. Спроси у отца Кирки, он расскажет.

Богдан долго смотрел на столбы, на белые, как головки сахара, чашечки и на проволоку, туго натянутую между ними, пытаясь разгадать, для чего все это предназначено.

— А у вас на Харпи есть такое? — спросил Баоса.

Богдан сознался, что на Харпи этого нет.

Дед хитрый — в этом уже убедился Богдан — начнет рассказывать про что-нибудь и прервет на самом интересном месте или скажет, что «это тебе сейчас незачем знать, немного подрастешь, и я тебе все объясню».

— Видел, что у нас на Амуре есть? — продолжал Баоса. — У нас, как ни говори, лучше, чем у вас на Харпи. Ты видел железные лодки? Они без весел ходят, быстро ходят, на ста веслах, на тысяче веслах не догонишь.

Богдан давно слышал о русских железных лодках и давно мечтал увидеть их.

— Их просто увидеть. Как-нибудь съездим к нашим друзьям в Малмыж, день проживем, два и увидим железную лодку.

Солнце скатилось к небосклону, нависло над белыми гольцами и смотрело красным оком на деда с внуком, ставивших сети на тихой задумчивой воде среди затонувшего тальника. Потом она будто ударилось о сверкавшие гольцы, брызнуло ослепительным разноцветьем искр и торжественно, медленно скрылось за сразу потемневшими дальними горами. И только гольцы еще долго полыхали красно-огненным заревом.

Баоса закончил ставить сети, отъехал подальше. По сторонам всплескивали воду сильными хвостами испуганные сазаны и щуки.

Старик уступил свое место внуку, сам пересел на его место.

— Ну, кормилец мой, хочу пойманную тобой рыбу есть, — сказал он торжественно.

Богдан взял свою острогу, встал да ноги и, отталкиваясь древком остроги, медленно поплыл по затопленному лугу. Справа метнулась какая-то крупная рыба, ударила хвостом по тугой воде, и этот удар прозвучал оружейным выстрелом в сумеречной тишине. Мальчик вздрогнул от неожиданности, выпрямился и бросил острогу вслед удалявшейся рыбе.

— Ты в уток стрелял влет? — спросил Баоса.

— Стрелял, — ответил мальчик.

— Вот ты сейчас метнул острогу, и если сравнить с выстрелом по уткам, то выходит так: ты спишь в оморочке, над тобой с шумом пролетела стая уток, ты поднялся и выстрелил им вслед. Ты видел этих уток?

— Откуда я знаю? Я не стрелял.

— Рыбу ты видел?

— Видел.

— Какая была рыба?

— Не знаю.

— Зачем тогда говоришь — видел?

— Я видел волну.

— Волна отстает от рыбы. По волне узнал какая рыба?

— Нет.

— Это был амур. Большой был. Такую рыбину твоя острога не удержит. Ты не видел, как он притаился, когда мы подъезжали?

— Нет.

— Как же так? Я сижу — вижу, а ты стоишь — и не видишь. Ты раньше острогой бил рыбу?

— Да. Во время нереста карасей бил, сомов, сазаны попадались.

— Хорошо. С оморочки бил?

— Не-ет.

— А-а, как цапля, вышагивал по воде, за собой тащил бечевку, туда нанизывал пойманную рыбу. Ладно, садись на свое место и смотри.

Баоса встал на место Богдана, огляделся по сторонам, держа свою острогу на весу. Оморочка бесшумно заскользила по почерневшей в сумерках воде. Не отъехали и сто саженей, как Баоса протянул руку вперед, показывая внуку на трепещущую верхушку травы.

Богдан увидел, как верхушка травы вдруг на глазах исчезла под водой. Оморочка медленно, по инерции, подходила к таинственному месту.

Баоса застыл с поднятой острогой. Богдан смотрел, как зашевелилась трава рядом, и не заметил, когда дед метнул трехпалую острогу. Вспенилась вода, измятая трава исчезла в белом буруне.

— Есть, дедушка, есть! — обрадованно закричал мальчик.

Баоса схватил маховик и сильными гребками стал догонять убегавшее древко остроги. Догнал, взял и легонько стал подтягивать шнур, на конце которого притихла добыча. Это был большой белый амур.

— Ты видел рыбу? — спросил Баоса, расправившись с помощью колотушки с бьющейся в оморочке рыбой.

— Нет, — сознался Богдан.

— Как шевелилась трава, видел?

— Да.

— А как?

— Не знаю.

— Надо знать, а то не сможешь установить, где голова рыбы, где хвост и на какой глубине она находится. Это все надо знать, иначе никогда не попадешь в рыбу. Надо даже знать, в какую сторону она отпрянет, все это расскажет тебе травка. Понял?

Богдан ничего не понял и честно в этом признался.

— Ничего, потом все поймешь, я тебя научу всему. А теперь поедем место для ночлега искать, тут неподалеку должна быть высокая релка.

Релка чернела впереди по носу оморочки. Сумерки сгустились, когда рыбаки набрали хворосту и разожгли костер. Баоса разделал рыбу, снял с обоих боков тонкие пласты на талу,[12] а костяк бросил в котел, висевший над огнем. Потом дед с внуком ели талу. Богдан насытился, после талы выпил чаю и прилег на прохладный песок.