Белая муха, убийца мужчин - [48]

Я рассказывал ему о не интересной никому из моих соотечественников поэме, об этой длинной и непонятной беларусам «Carmen de statura feritate ac venatione bisontis», написанную сыном лесника для римского Папы, неоправданно жестокую, многословную, патологически энциклопедическую, пронизанную патриотически-охотничьим азартом, а сам подумал о том, что в ней на удивление мало женщин. Их там почти нет.

Я хорошо знал этот текст, занятия в шляхетском клубе не прошли даром, каждый член клуба должен был прочитать беларусский перевод минимум дважды — в поэме говорилось о наших предках, и мы иногда читали её наизусть, вслух, пугая мирных минчан, что сидели, задремав над своими суши, нашим зычным декламированием. Женщины и зубры… Конечно, главный женский персонаж в истории Гусовского — королева Бона, которой он написал прозаическое посвящение. Гусовианус называет её «найвучонейшай», да, но он сам учит её жизни, как настоящий мужчина — проявляя всю свою куртуазность и всю ироничность:

«Мне хорошо известно, наисветлейшая госпожа, какого счастья ты желаешь этому королевству и как много рассуждаешь и думаешь об улучшении его положения…»

Это он ей так зубы заговаривает. А на самом деле не верит, что баба может управлять королевством. Вот лесник — это да… Как там было дальше? Интонации поучительные, учительские, родительские….

«Но я действительно не вижу, чем ты можешь ему действенно помочь. Если же ты проявишь себя благожелательной, склонной к опекунству науки и искусства, тогда от них будет и государству большая польза, а высокая слава имени твоего распространится таким образом ещё выше с одобрением твоих воспитанников. Ведь что может быть прекраснее и достойнее твоих предков и твоей знаменитейшей из Арагонского дома семьи, более совершенным из всех форм благотворительности, когда их оценят и в мирное время, и в войну, и в деле религии? Но и они никогда не наполнили бы земли мира такой громадной славой жизни и подвигов и не показали бы себя так удивительно свету в разных испытаниях судьбы перед потомками, если бы их собственная учёность и присущая этому роду благосклонность к ученым мужам не вознесла бы их на такую высоту, что они были прославлены звонкой лирой выдающихся талантов. Так что мне остается заслуженно молчать о них, особенно здесь, где я подчинен неизбежному закону выражаться скромно.

Желаю здоровья и быть достойной своего знаменитого рода».

Быть достойной рода. Вот что главное. Моим шляхтичам это особенно нравилось. Мы даже взяли это нашим девизом. Мужские слова, сказанные женщине, которой, конечно, мало кто мог приказывать, но сын княжеского лесника и правда слишком много на себя брал…

Ж

Да, да, Босая, я действительно не знаю, чем ты можешь нам помочь.

Ж

В самом тексте «Песни» есть только одна женщина, к которой следует относиться с настоящим уважением. Да и та — Дева Мария. С ней принято быть на ты. У неё принято просить. Женщина-начальник, которая может быть хорошей, если захочет. Белые колготки в «Песне про зубра»… Заглядывая в кабинет Девы Марии, нужно быть осторожным, вежливым и трогательным. Обязательно трогательным и красноречивым — ведь женщины любят ушами.

Веря в любовь Твою, принимая твое всепрощенье,

Дева, Я твой пред Тобою склоняю колени,

С сердцем я трепетным, белым, сломанным грузом

Тяжких грехов, так смиренно и плача пытаюсь

Вымолить, Дева, Твою я над нами опеку.

Есть ещё в поэме есть несчастные женщины, которым турки вспарывают утробы своими ятаганами. И наконец — та зубриха, которая должна покинуть вместе с мужем стадо, когда её супруг проигрывает двубой.

«Вдовы изгнанных вновь принимаются в стадо…»

Вдовы находят нового мужа. До следующего поединка. Женщины-жертвы, женщины-жёны, женщины-богини, женщины-королевы. Между ними — пустота Великой Истории.

С сердцем я трепетным, белым, сломанным грузом тяжких грехов, плача, смиренно пытаюсь вымолить твою надо мною опеку, Босая.

26. НИКАКОГО ХВЕМИНИЗМА

В это не так уж легко поверить, но даже на третий день после захвата Замка скандальная история не была замечена государственными СМИ. СМИ, средствами массовой информации, как любят говорить здесь, в Стране Замков, эти самые массы, которые только и ждут, чтобы к ним применили что-нибудь эдакое, какие-нибудь моющие и другие спецсредства. О Босой и о нас, её несчастных заложниках, не написала главная государственная газета, о нас не снимали телесюжетов и не рассказывали по радио, которое в тот год много внимания уделяло культуре и женщинам, и по которому в перерывах между добытыми в боях новостями зачастую звучал хит этого лета — песня про лесные пожары: «Гарэла Ганна…»

Поэтому люди и женщины этой страны жили достаточно спокойно, в хорошо информированной массе своей не подозревая, что в самом сердце их родины полторы дюжины обезумевших от запаха крови девиц третий день мучают сотню ни в чём не повинных граждан РБ обоих полов и примерно столько же граждан Российской Федерации, а также Евросоюза. Государственные СМИ молчали, потому что не прозвучало команды. Как заботливый отец семейства, каждый государственный муж должен был охранять своих подопечных от паники и дурных новостей. Замок был взят в плотное кольцо осады, внутрь которого не пускали ни лосей, ни бобров, ни зайцев, что иногда забредали сюда из недалекой пущи, ни даже комаров, которых в то лето и так было немного, ни людей.