Белая муха, убийца мужчин - [28]

Я прикрыл глаза, но Михаил Юрьевич схватил меня за плечо. Пришлось подняться, чтобы сбросить эту по-отечески властную руку. Я осоловело смотрел на него, а он барабанил пальцами по столу.

«Оружие… Оружие! Здесь же оружия на одних стенах столько, что каждому в руки по две единицы можно дать. И тогда гестаповкам саблей по голове, в коридор и потом всех под корень. Мне бы топор хотя бы — рука не дрогнула бы. А внизу арсенал. Вот бы туда пробраться. Рискнешь, сынок?»

«Не-а, — сказал я, постаравшись вложить в голос как можно больше шляхетской лени. — Я спать хочу».

«Вот все вы такие, бульбаши, — глянул на меня Михаил свет Юрьевич. — Потому и сидите в говне, что только спать да бульбу жрать умеете. Потому и приходится шевелиться мне, отставному вояке, чтобы и к вам история пришла. Да ты знаешь вообще, почему я здесь? Мне спешить надо. Потому как история стоит. А история не хер, чтобы стоять. Историю делать надо. Валить под себя и делать… Делать!»

И он снова грохнул кулаком по столу, и получилось очень музыкально: барабанный бой пальцев и потом этот короткий вагнеровский шум. От такого утреннего гимна зашевелились остальные. С безумным видом поднялись с пола Павлюк и Рыгор, вылез из-под жены Виталик, громко чихнул немец.

«Гутен морген! Я с вами согласен, дядя Миша, — выполз из-под стола Тимур. — Надо что-то делать».

«Все потому, что бабам слишком много воли, — сказал Виталик. — И начинается: пуси райот, баба на мужика ревёт, фемены всякие. Я по ящику смотрел. За бабами глаз да глаз нужен. Вот моей никогда такая фигня в голову не придёт: на цыцках фломастером матерные слова писать».

Он погладил жену по голове и ущипнул за сосок.

«Горела Ганна, — фальшиво запел Тимур, приглаживая волосы. — Ой, горела… горилла Ганна. Вот хорошее имечко для наших сучек. Я бы нашу Немону Лизу так назвал: горилла Ганна. А что, ей подходит. Эй, горилла Ганна! Кофе хочу! И, это самое, в туалет всем пора».

«Интересно, откуда у них оружие… — разглядывая пепельницу на столе, задумчиво сказал Михаил Юрьевич. — Хотел бы я знать…»

Все вздохнули — и у меня появилось ощущение, что мы всё ещё едем в автобусе в Замок, только он не на холме, а под нами, далеко под нами. И никто не выйдет из заколдованного автобуса, никто, все мы летим над облаками, летим — и за окнами ледяная вата.

«А я вам расскажу, откуда оружие, — сказал вдруг Виталик. — Просто это заговор. Мировой заговор. Они…»

И он наклонился к столу и перешел на шёпот: «В каждом городе свыше миллиона населения у них есть склад. Склад боеприпасов. Я читал, я знаю! И они просто ждут сигнала. У них всё куплено уже: правительство, милиция, все банкиры и журналисты. И в один прекрасный-распрекрасный день они просто возьмут власть и превратят нас в рабов… И я даже знаю, где в Минске склад. Есть одна такая прачечная на улице Розы Люксембург. Типа частная. Называется «Пральня». Я там был как-то и заблудился в подвале. И там есть двери, такие розовые двери…»

«А кто это “они”? Бабы, что ли?» — мрачно спросил Михаил Юрьевич.

«Не просто бабы, нет, — замахал руками Виталик. — Бабы на такое не способны. Не простые женщины, а специально обученные на Западе лесбиянки-амазонки. Я тогда сразу внимание обратил. Иду, значит, по этому подвалу, по этой, блядь, пральне, которая на Розочке, и выход ищу. И вижу вдруг: на крючке белые колготки висят. Подозрительные такие. Развратные. …и немытые: на коленях пятна, то ли солярка, то ли шоколадка, кто их разберет. Я понюхал: вроде вообще кровью пахнет. Понюхал ещё: нет, не кровь, а какое-то лекарство. Иду дальше: за углом ещё одни колготки. Белые-белые. Понюхал их: то же самое. Мазь какая-то. И потом понял, что это условный знак. Так по этим колготкам и вышел к розовым дверям. Представляете: розовым! Ни с того ни с сего, в стене! Вы видели где-нибудь розовые двери?»

«И что там, — закричал Павлюк. — Что за теми дверями? Ну, говори уже, давай, не томи!»

«Розовые двери, а там… Там оружие всякое, — горячим шёпотом продолжал Виталик. — Целый склад. Но потом я шаги услышал и скорей наверх. И бабы эти за мной. Прачки, блядь. Целая толпа! Всей своей пральней прямо на меня! Бегут и руки ко мне тянут. Руки мокрые, красные, распаренные. А запах я как сейчас помню… Знакомый такой… Точно, лекарство такое есть, только забыл, как называется».

«А почему не рассказывал никому, — спросил с улыбкой Кунце. — Почему молчаль про розовая дверь?»

«Дык страшно, — сказал Виталик. — Что я, дурак, про розовые двери всем рассказывать? С такими бабами лучше не связываться. Мое дело маленькое. Да и кто знает, вдруг это план такой на случай войны».

«Бред, — презрительно произнес Михаил Юрьевич. — Ты просто поддатый был, сынок. Я все склады в Минске знаю. Давно уже нагрянули бы в ту прачечную и разобрались».

«Розовые двери, — засмеялся Рыгор. — Белые колготки. Это же надо. Аж самому хочется туда съездить».

Я стоял у окна — во дворе сновали террористки. И я невольно залюбовался ими — ведь в каждом их движении чувствовалась такая свобода, которой у меня никогда не было, даже в Минске. Хотелось с ними поговорить — и больше всего с Босой. Я решил, что сегодня надо обязательно попасть к ней на аудиенцию.