Белая муха, убийца мужчин - [27]
А как вам такой пассаж: «Самая красивая из фрейлин, веселая девушка шестнадцати лет, иногда сажала меня верхом на один из своих сосков и заставляла совершать по её телу другие экскурсии, но читатель разрешит мне обойтись без подробностей».
Она часто просила меня прочесть это вслух, и когда я читал, по лицу её пробегало что-то болезненное, температурное, а в глазах проступал туман, словно у неё брали кровь из вены.
Моя подруга считала Свифта чуть ли не единственным настоящим писателем из всех когда-либо живших. Я не спорил. Мне было важнее, что она думает обо мне.
И вот так, читая «Путешествие в Бробдингнег», мы открыли для себя маленького и гордого персонажа, девочку, которую звали Глюмдальклич и которая поразила меня на всю жизнь.
Девочка Глюмдальклич была дочерью грубого и жадного фермера, того самого, что поселил у себя маленького пришельца Гулливера, которого нашли в поле батраки. Глюмдальклич ухаживала за Гулливером как могла, попросила сделать для него деревянный ящик, и этот ящик стал для Гулливера домом. И вот однажды она поехала в столицу, к королеве — и держала этот скворешник у себя на коленях, а он сидел там, её «Грильдриг», её пленник, её двуногий любимец, и не знал, что его ждет… А ждали его королевский двор и разговоры с монархом, и придворные дамы, которые любили раздевать Гулливера и сажать его себе на грудь. «От них плохо пахло», — констатировал с огорчением Гулливер. Не то что от королевы… И от Глюмдальклич, его спасительницы, его доброго ангела.
Вышло так, что потом я годами не мог избавиться от этой картинки перед глазами. Поздняя осень, грязь, карета, что трясётся на колдобинах и увязает в мокрой глине. А в карете, прижавшись к окну, сидит Глюмдальклич. Она крепко ухватилась за деревянный ящик на коленях, размером с маленький чемодан. Она едет на север. Она станет знаменитой. Она и её Гулливер.
«Буду называть тебя Глюмдальклич, — сказал я однажды моей подруге. — Красиво и тебе подходит».
«Нет, — крикнула она, зажав в зубах чайную папиросу. — Никогда не называй меня так. А то сломаешь язык и не сможешь целоваться по-настоящему».
«Целоваться с кем?»
«Со всеми теми женщинами, которых ты встретишь».
И мы замолчали, на душе сделалось странно, больно и тревожно, словно меня усыновили, а потом передумали и вернули в детский дом.
А ещё у неё, моей новой невероятной подруги, была белая муха. Настоящая муха-альбинос. И моя Глюмдальклич гордилась ею так, что забывала обо мне. «Она никогда не спит, — повторяла моя подруга так задумчиво, будто меня не было в комнате. — Она доживет до конца зимы, и я её выпущу. Она всегда молчит, и она белая, и это не совпадение».
Я с уважением, оглядываясь украдкой на хозяйку, рассматривал белую муху. Муха и правда была живая, она ползала по стенкам стеклянного куба, в котором её держала эта сумасшедшая. И я жгуче ощущал в эти моменты, что мы с ней делаем что-то неправильное, недозволенное. Совсем не то, на что я рассчитывал. Но настоящее. Настоящее, как эта муха.
И было ещё несколько таких особых, опасных моментов, когда мне казалось, что я падаю — падаю с крыши нашей девятиэтажки просто в чёрные прямоугольники на снегу. Однажды мы возились на диване и мое лицо оказалось у неё между ног, и я почувствовал такой далёкий, такой новый, такой желанный для меня запах, и задержался там, схватив её за колени… На несколько секунд, всего на несколько секунд, но это были совсем не те секунды, о которых можно забыть и жить дальше, и что самое страшное, она терпеливо ждала, пока они закончатся. Однажды, однажды, однажды. Однажды я рванул на себя дверь туалета, мне казалось, она уже давно оттуда вышла и была в кухне — но она сидела там, и на мгновение я увидел то, что мне нельзя было видеть ни в коем случае. Я резко захлопнул дверь, но успел увидеть на её лице улыбку — совсем не злую. Однажды она положила мне на лицо белые колготки, а сама выскочила из комнаты, заперла дверь и села за нею. Я слышал, как она дышит. Она ждала, что я буду делать. Я нашел в себе силы аккуратно сложить это белое искушение, повесить на стул и взять в руки книгу. Руки ходили ходуном. Я забыл все буквы. Она вошла минут через пятнадцать, разъяренная и бледная, и выгнала меня домой.
Я совсем перестал выбивать ковры. Сейчас это делала мать — и я наблюдал за ней из окна квартиры моей Глюмдальклич. Ведь — не вслух, конечно — но я продолжал так её называть. Мать сердилась, она не знала, где я брожу каждый день до самой ночи; приближался Новый год.
14. РОЗОВЫЕ ДВЕРИ
Я проснулся на рассвете оттого, что на меня кто-то смотрел. По комнате плавал сонный дух немытых человеческих тел. В углу всё так же валялся, тихо постанывая, Шпецль. Пришлось хорошенько продрать глаза, чтобы получить наконец достаточно чёткую картинку, в центре которой находился восседающий за столом Михаил Юрьевич, на удивление бодрый и очень живой, мистическим образом похожий в утреннем свете на портреты властителей Замка — будто за ночь ему успели сделать пластическую операцию. Он не мигая уставился на меня: «Спите, — сказал он сердито. — Спите, спите… Да, блядь, всю историю проспите нахуй».
Кроме нескольких писательских премий, Ольгерд Бахаревич получил за «Собак Европы» одну совершенно необычную награду — специально для него учреждённую Читательскую премию, которую благодарные поклонники вручили ему за то, что он «поднял современную белорусскую литературу на совершенно новый уровень». Этот уровень заведомо подразумевает наднациональность, движение поверх языковых барьеров. И счастливо двуязычный автор, словно желая закрепить занятую высоту, заново написал свой роман, сделав его достоянием более широкого читательского круга — русскоязычного.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни мы нередко встречаемся с ложью и злом, но это не означает, что в мире мало порядочных и честных людей. Главные герои этой книги проживают вместе со своей страной не жизнь, а судьбу — непростую, с изломами, перегибами, ударами, счастьем мимолётным, но таким ёмким, от которого захватывает дух…
Согласно скандинавским сагам, получить пропуск в чертог Одина и место в Вальхалле могли только доблестные воины, погибшие с оружием в руках. Лучшие из лучших. К другим Валькирии просто не явятся. Но что делать тому, кто ненароком обронил свой топор во время храброй битвы? Неужели вечная мёрррзлая хель? Или всё-таки есть выбор?
Данная повесть – это предыстория рассказа "Дело правых" и начало новой книги, рассказывающей о молодых радикалах, вышедших на улицы своего города, чтобы самостоятельно вершить "правосудие".
Можно быть одиноким в толпе, а можно в семье. И тогда просыпается неимоверная потребность в близости, в ком-то, на кого можно опереться, кому можно сказать: «Если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру...» Свете, падчерице криминального авторитета, пришлось с оружием в руках отстаивать свое право на одиночество, но, как это часто бывает в жизни, идя налево, она пришла направо и встретила свою любовь...
Насилие, сопли, слезы и Забеги. Это простая история одного глупого парнишки, который почему-то решил, что поумнел, набрался сил и теперь пытается вспомнить за чей счет.
Наш привычный мир давно уже не тот, каким он был. Что же в нем изменилось? В уравнении нашей жизни поменялся всего один-единственный знаменатель – у нас больше не было стран, государств, власти, у нас была – Провиданс. Алгоритмическая машина, выдающая каждому человеку биометрический паспорт с полным набором характеристик, включающих в себя срок жизни, таланты, профессию. Благодаря этому на Земле воцарились мир и покой. Но так ли это на самом деле? Общество, разделенное на две касты – Медную и Платиновую, свято верит в фальшивую утопию их нового мира.