Белая муха, убийца мужчин - [23]
«Клитер», — кивнул Кунц.
«И это тоже», — вздохнул Павлюк, не заметив насмешливый взгляд немца. Все облизнулись — так громко, что Отставник поднял на нас свои стеклянные глаза и снова опустил голову на столешницу.
Опять в нашей просторной, освещённой люстрами комнате воцарилось молчание. Я смотрел на своих братьев по несчастью и четко понимал, что в этот момент все они представляют себе нависшие над ними царственные вульвы. Представляют, как тянутся к ним губами в услужливых поцелуях, немного более жадных, чем требует этикет обезумевшей китайской императрицы. Представляют, что завтра в комнату зайдет Джек Потрошитель и громким голосом объявить приказ Босой, что с этого дня ежеутренне каждую террористку надлежит приветствовать только таким образом. Представляют — и облизываются. Слюна течет по подбородкам, стекает на колени, на пол, на ковер в аленьких цветочках, на белые колготки.
Белые колготки.
В отличие от них всех, я представлял себе в этот момент только белые колготки.
Белые колготки с тёмными пятнами на коленях. Нет, белые колготки я отдавать им не собирался.
И снова я был один. Эти мужчины за дубовым столом и женщины в тёмном углу снова были мне совсем чужими.
Слишком белое платье. Слишком белые колготки. Над замком, как флаг непокорности.
«Интересно, у них там уже есть план?» — сказал, моргая глазами, Рыгор, который первым отошёл от этих охмуряющих, скользких мыслей, и все зашевелились, заговорили: «Ясно есть! Завтра будет штурм. Завтра этих мокрощёлок раздавят, места живого не останется!»
«Вот как знал, не хотел сюда ехать, — сплюнул на пол Виталик. — Жена, дура, уговорила. Культуры ей захотелось. Теперь сидит во, сопли льёт. Знал же, блядь, нельзя дуру слушать…»
«Виталик!» — раздался из угла обиженный голос.
«Цыц, муха!» — крикнул Виталик чуть ли не со слезами в голосе. Муха сделала цыц, и долго ещё из угла слышалось нудное и обиженное сопение.
«А я вот каждый год езжу, — с гордостью сказал Рыгор. — Я здесь духом Родины заряжаюсь. Не поверите, ребята, но правда — заряжаюсь, как аккумулятор. Сюда раз съездишь — на год хватает. Я здесь морально очищаюсь и энергию всасываю. Как подумаешь, что по этому вот паркету, по этим вот лестницам, по этим вот древним балконам и стенам все наши знаменитые князья и гетманы ходили, что вот здесь они славу добывали — ну просто другим человеком становишься. Как в санаторий съездил… Но в этом году конфуз вышел.
Опоганили девки место. Пятьсот лет отмывать надо, отмаливать. Это же надо: чтобы баба против мужика пошла? В Средневековье за такое… Эх…»
«Куда мир катится, — неожиданно отозвалась госпожа Ацтекская. — Ваша правда, молодой человек. Я свою работу люблю. Я на ней отдыхаю. Думала, хоть здесь, в тишине, среди культурных людей можно от нашей свистопляски отойти как-то… Куда там…»
«А я журналист, часто по стране путешествую, — сказал Павлюк. — Думал написать про всю эту их гнилую реставрацию… А здесь не материал на пол полосы, здесь роман теперь писать можно, если живой выйдешь. А ты, Тимур? Чем занимаешься? Как тебя сюда занесло?»
«Ну, я… — Тимур пожал плечами. — Да так, погулять. Интересно стало. Если подумать, экскурсии дешёвые. Познакомиться можно с интересными людьми… Девчонок поснимать. Мне вот у немца хотелось спросить: а вы как сюда попали? Вы чё, с этим австрияком кореша?»
«Нет, он жена покупать приехал, — улыбнулся Кунце. — Древний замок — древний жена. Дурак, что с него берёшь. А я сам… Я Беларусь люблю. Везде был, здесь ещё не был. Интересно познакомиться».
Все гордо выпрямились, оглядываясь на Отставника.
«А вот дядька наш, Михаил Юрьевич, видно, слишком серьёзный мужик, — сказал Виталик. — Как-то даже неудобно спрашивать, чего он тут забыл».
Посидели, помолчали. Я снова закурил, хотя и понимал, что курево надо беречь. Щёлкнул зажигалкой… И вот тогда они вспомнили о моем существовании. Взглянули, будто видят впервые. Начали рассматривать сквозь облако дыма, которого не хватало, так катастрофически не хватало, чтобы скрыться в нём и пережить эту ночь незаметным и несуществующим. Бесполым, бессловесным, бесславным.
«Ну, а ты?» — вдруг подозрительно потянулся ко мне Виталик.
«А ты чего здесь?» — положил руку на дубовый стол Павлюк.
«Что ты здесь вообще делаешь?» — скривил губы Тимур и подмигнул: как мужчина му.
«Вы чего приехали в Замок, молодой человек?» — грудным голосом спросила меня Женщина в зеленом.
«Страна Замков большая, почему именно сюда?» — спросил Рыгор.
«Что тебе здесь надо, среди нас, серьезных людей, сынок?» — внезапно приподняв голову, оживший, одутловатый, злой Михаил Юрьевич.
«Кто? Я?» — задрожал мой голос.
«Ты, ты!» — ответил мне хор.
Хор людей и женщин, который срочно ждал от меня ответа.
12. ОЙ ГАРЭЛА ГАННА
Все дело в том, что это был мой Замок. Мой собственный.
Он принадлежал мне — и никто из жителей Страны Замков об этом не догадывался.
Почти никто.
А вышло всё случайно.
Я жил тогда в Зеленом Луге, на севере столицы. О, этот район, каким же марсианским он был в те времена! Стоял октябрь. Трамваи, пронзительные, как душевные травмы, пьяные мужчины с собаками по колено, считалки листвы под ногами. Мокрели качели, умирали каналы, везде шёл какой-то ремонт, и изо всех углов рвалась тишина. А деревья во дворе никак не хотели желтеть. Зелёный Луг принципиально оставался зелёным. Какое-то законсервированное лето. Что здесь действительно желтело, так это развешенное во дворе белье. Да, его оставляли здесь безо всякой боязни. Семейная пара из соседнего дома возилась утром у своих веревок, он покорно держал тазик, она ловко и быстро цепляла прищепками: простыни, полотенца, его брюки, майки, семейные трусы… Это напоминало выставку «Повседневная жизнь Минска 60-х годов XX в.» Дивясь их простоте и какой-то отчаянной откровенности, я плотно задергивал шторы. Мне было неловко. Я бы так не смог. То есть смог бы, конечно же — но в этом был бы какой-то художественный подтекст. А они без подтекста, им просто было всё равно, кто что скажет. Бельё лучше сушится на ветру — вот и весь смысл. Они и зимой будут его там вешать, думал я, — чтобы свежестью пахло, и никаких кондиционеров не надо. А деревья пожелтели мгновенно, одним незаметным утром. И на их фоне ещё ярче стал нечеловеческий зелёный цвет синтетических спортивных штанов за окном.
Кроме нескольких писательских премий, Ольгерд Бахаревич получил за «Собак Европы» одну совершенно необычную награду — специально для него учреждённую Читательскую премию, которую благодарные поклонники вручили ему за то, что он «поднял современную белорусскую литературу на совершенно новый уровень». Этот уровень заведомо подразумевает наднациональность, движение поверх языковых барьеров. И счастливо двуязычный автор, словно желая закрепить занятую высоту, заново написал свой роман, сделав его достоянием более широкого читательского круга — русскоязычного.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни мы нередко встречаемся с ложью и злом, но это не означает, что в мире мало порядочных и честных людей. Главные герои этой книги проживают вместе со своей страной не жизнь, а судьбу — непростую, с изломами, перегибами, ударами, счастьем мимолётным, но таким ёмким, от которого захватывает дух…
Согласно скандинавским сагам, получить пропуск в чертог Одина и место в Вальхалле могли только доблестные воины, погибшие с оружием в руках. Лучшие из лучших. К другим Валькирии просто не явятся. Но что делать тому, кто ненароком обронил свой топор во время храброй битвы? Неужели вечная мёрррзлая хель? Или всё-таки есть выбор?
Данная повесть – это предыстория рассказа "Дело правых" и начало новой книги, рассказывающей о молодых радикалах, вышедших на улицы своего города, чтобы самостоятельно вершить "правосудие".
Можно быть одиноким в толпе, а можно в семье. И тогда просыпается неимоверная потребность в близости, в ком-то, на кого можно опереться, кому можно сказать: «Если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру...» Свете, падчерице криминального авторитета, пришлось с оружием в руках отстаивать свое право на одиночество, но, как это часто бывает в жизни, идя налево, она пришла направо и встретила свою любовь...
Насилие, сопли, слезы и Забеги. Это простая история одного глупого парнишки, который почему-то решил, что поумнел, набрался сил и теперь пытается вспомнить за чей счет.
Наш привычный мир давно уже не тот, каким он был. Что же в нем изменилось? В уравнении нашей жизни поменялся всего один-единственный знаменатель – у нас больше не было стран, государств, власти, у нас была – Провиданс. Алгоритмическая машина, выдающая каждому человеку биометрический паспорт с полным набором характеристик, включающих в себя срок жизни, таланты, профессию. Благодаря этому на Земле воцарились мир и покой. Но так ли это на самом деле? Общество, разделенное на две касты – Медную и Платиновую, свято верит в фальшивую утопию их нового мира.