Белая Мария - [14]
Он не высокий был. Не сказать, что худой. Не очень молодой. И не мельник, но очень был добросовестный: слушая объяснения пана Скальского, как прилежный ученик, все записывал в тетрадку.
Зерно взвешивается и засыпается в насыпы, говорил пан Скальский.
…насыпы, записывал поручик.
Насыпов три, один для муки и два для дерти.
…для чего? — не понимал поручик.
Для дерти. Дерть — дробленое зерно, с отрубями, скотине в корм. Зерно в ведерках едет наверх…
Пан Скальский и поручик поднимались наверх и осматривали решёта, которые просеивают, обрушку, которая обдирает, и очиститель, который очищает, пока не останутся ядра с бороздкой.
Пан Скальский показывал ядро и бороздку, а поручик зарисовывал в тетрадке.
Потом зерно падает на вальцы, и получается мука, которая отправляется в путь — видите? Сверху вниз и снизу вверх, и снова вниз, и усредняется, поскольку первая — самая лучшая, последняя — самая худшая, так что нужно смешать и усреднить.
Недолго поручик пользовался тетрадкой. Месяца два, от силы три.
Восемнадцатого марта он возвращался домой — жил рядом, у работника с мельницы…
Стреляли, стреляли.
Убеки в аковцев. Аковцы в убеков и предателей. Один застрелил девушку из АК, потому что она пошла работать в милицию. Во ржи, в поле. Другой (как оказалось, по ошибке) — столяра, прямо за верстаком. Третий — поручика. На мосту через Залесянку. А потом начали вешаться. Тот, который девушку. Тот, который поручика. Тот, что по ошибке.
В основном на чердаках.
Совесть их мучила, что ли[55].
9. Ветеран
Вис… как?
Вислицкий, Вислицкий… Понятия не имею. Мельница?
Мельница — э, нет, мелковато. Фольксдойче — да, убек — да, но мельница… мелковато для нас[56].
мельница — э, нет, мелковато
Если б он гнобил кого, тогда конечно, а так — нет. Не слыхать было, чтобы гнобил.
Вис… — как?
Нет, не слыхать было.
Дом не знаю чей. Еврейский.
В правлении выдали ордер. Откуда мне знать, никто не объявился, вон они все, эти дома.
Есть у меня на фото евреечки. К примеру, Поврозник. Тридцать седьмой год, седьмой класс.
Красивая была.
Поврозник.
Один выжил, приходил даже, но не мой, у них на Канавной был дом.
А Поврозник не выжила, нет.
10. Дочь
Мельница останется. И хата мельника, где жил поручик. Хата будет стоять пустая, а мельницу продадут. Ее купит местный предприниматель и устроит лофты — ресторан и гостиницу.
Рядом вырастет трехэтажный дом — дочери мельника. Который вообще-то ей не отец. Сын мельника сказал: отец — я, и с тех пор уже было не разобраться. Мать позвала ее перед смертью, хотела что-то сказать, но не успела, а дочку будто током прошибло, ледяным током. На самом деле она была ей не мать. Настоящая мать у нее на двух фотографиях. На одной — молоденькая прислуга мельника в белом платочке. На второй ее не видно, она в гробу. Они оба, мельничиха и мельник, хорошие были люди, но теперь уже все равно не разберешься.
Дом построит муж. Двенадцать комнат, один только ливинг рум — шестьдесят метров. Такой не обогреешь, на зиму нужно не меньше пяти тонн, а тонна угля — восемьсот злотых.
Она будет жить одна, одна-одинешенька. В двенадцати комнатах плюс ливинг рум. Муж и дочка останутся в Америке. Приедут, конечно. Первую неделю будут акклиматизироваться. На второй скажут, что им скучно, на третьей начнут собираться обратно.
Зять будет с Филиппин. Пожарный. Одиннадцатого сентября его сдуло под машину. Из всей команды только его, поэтому он остался жив, только он.
Конечно, они позвонят. Спросят, что в городе, ответ слушать не станут — какое им дело, что в городе. Что в Америке? — спросит она у них.
Дочка скажет, что у мужа нервы совсем никуда. Сны ему снятся. Снится воздушная волна, которая швыряет его под машину.
11. Поручик
Первое письмо из леспромхоза «Красная звезда» он написал в газету — в Москве выходила газета на польском языке. Писал, что нужно создать польскую армию, потому что от Великих Лук до родины ближе, чем от Тобрука[57]. Армию создали[58], поэтому следующее письмо он отправил Ванде Василевской[59]. Вначале написав начерно, на обороте плаката. Плакат призывал советских граждан и гражданок, патриотов и патриоток овладевать военным ремеслом. В письме он рассказывал о себе. Закончил Варшавский политехнический, участвовал в обороне Варшавы, подхорунжий запаса. Об отце, Вацлаве Вислицком, депутате сейма всех пяти довоенных созывов, не упоминал. Просил Ванду Василевскую взять его в армию.
Его взяли.
Ну вот, я еду, написал он матери в поселок Красный строитель.
На дорогу ему выдали полторы буханки хлеба, благодаря чему он смог послать ей буханку, которую получил по карточкам[60], плюс карточки на сахар. Не забудь, добавил, переделать себе мои зимние вещи.
Он писал отовсюду. Десятки писем, все — матери. Все сложенные треугольником или в прямоугольном конверте размером с визитную карточку. С почтовым штемпелем «просмотрено военной цензурой»[61].
Через несколько часов в путь, движемся на запад.
Отправил тебе посылочку с сахаром.
Пишу неразборчиво, потому что лежу. У меня выскочил чирей, очень неприятная штука.
