Белая малина - [17]

Как-то отец опять задержался. Далеко за полночь услышала я его голос. И еще какие-то незнакомые голоса: «Что-то темно у вас в доме!»

Кажется, с гостями идет! Я встала, прибавила огня в лампе, подошла к дверям. Стук-стук-стук!..

— Кто там?

— Открой!

Слышу — твой отец. Откинула крючок, а сама отошла в сторонку.

«Хозяйка, к нам гости!»

Первым вошел Гадацци. За ним Бимболат. И еще кто-то. Все навеселе, где-то уже посидели. Я накрыла на стол, подала курицу — сварила еще накануне. Поставила графин с аракой[7]. Бимболат и говорит:

«А кажется, ты проспорил, Гадацци!»

Гадацци отвечает нехотя:

«Не торопись. Еще посмотрим…»

«Бедный барашек, — засмеялся Бимболат, — наступили его последние дни!»

Я узнала обо всем на другой день. Оказывается, твой отец и Гадацци были где-то в гостях. А у Гадацци всегда была привычка кого-нибудь задевать да с кем-нибудь поспорить. И поспорили: чья жена вот сейчас, среди ночи, быстрей накроет на стол? А поспорили на барана. Сперва нагрянули к нам. А потом, всей компанией — к Гадацци. Жена Гадацци Айшаду спокойно себе спала. Проспорил Гадацци, пришлось ему барана резать. А меня позвали готовить фыдджыны[8]. Хорошее было время… Не то что нынче. Война разорила всех. Гадацци о дружбе забыл. Знал бы твой отец, что так будет, никогда бы и близко к нему не подошел. Значит, дружба-то была ненастоящая. Так бывает. Хорошо живешь — и друзья около тебя. А нужда наступила — нет никого. Видно, и Гадацци из таких вот друзей…

Скрипнула калитка. Хуыбырш залаял и выскочил из-под крыльца. Но, узнав Кыжмыду, мать Гадацци, успокоился. Дзыцца встала, отряхнула свой фартук.

— Сиди, чего встала!

Кыжмыда прошла прямо на кухню. Дзыцца — за ней.

— Детям приготовишь что-нибудь… — услышал я шепот Кыжмыды. — Я ни на минуту не забываю о вас, да что поделать — невестка так и следит за каждым моим шагом…

Это она про Айшаду. Скупая. Никто и не заходит к ним из-за этого.

— Не надо, не провожай меня. А то Айшаду увидит, начнет допытываться.

Кыжмыда поспешно вышла на улицу, закрыв калитку.

— Мяса она принесла нам, — сказала Дзыцца. — Бедняжка, туга стала на ухо, внучата совсем ее не слушаются… Вчера, кажется, барашка зарезали, так она не осмелилась взять и принести открыто.

Семья Гадацци ни в чем не нуждается. Во время войны, когда люди жили впроголодь, они ели чуреки из чистой кукурузной муки. Гадацци охранял колхозный амбар — не удивительно, что в доме всего полно. И скотины полон двор. Каждый год режут теленка. А теперь вот зарезали барана.

Чу, кажется, кто-то зовет меня.

— Казбек? Где ты тут?

У ворот арба Бимболата. Он сбросил на землю несколько поленьев.

— Отнеси во двор, а то кто-нибудь возьмет себе.

Арба сразу тронулась, я даже не успел поблагодарить его.

Не такая уж близкая нам родня Бимболат. Но сколько хорошего видим от него. Никогда не проедет мимо. Едет на мельницу — обязательно остановится у ворот, спросит: не надо ли что отвезти туда или привезти оттуда. Едет из лесу — кинет несколько поленьев. И сегодня не изменил своему правилу, поделился дровами.

— Почему ты не пригласил его в дом? — сказала Дзыцца, когда я перетаскал поленья.

Сам не знаю, почему я не догадался. Я и забыл, что у нас есть арака.

— Не помешало бы ему выпить рюмочку-другую, — сокрушалась Дзыцца из-за моей недогадливости. — Иди отнеси ему бутылку да помоги сгрузить дрова. Всему-то тебя учить надо, сам ни о чем не догадаешься. Услужить старшему каждый обязан!..

Бутылку я передал Хадижат, жене Бимболата, а сам стал помогать ему разгружать арбу. Потом я распряг коня и вывел его на улицу.

— Уздечку не забудь, обратно принеси! — крикнул мне вслед Бимболат.

У конюшни стояло несколько человек. Обычно здесь собираются по вечерам. Мне нравится слушать их разговоры. Чего только тут не услышишь! Раньше я не смел подходить близко, но с тех пор как начал работать, я уже чувствую себя среди них своим. Раньше многие даже и не знали, чей я сын. Теперь же все называют меня по имени. Когда надо сбегать в магазин за табаком, они посылают меня, и я очень горжусь этим. Не каждому доверят такое дело!

— А я вам говорю, что в Даргхуымта кукуруза никогда не даст урожая! — говорит Ханджери, отец Агубе.

— Без ухода, конечно, не даст, — отвечает Каламыржа.

— Это топинамбур[9] отнимает у кукурузы воду! — возражает Ханджери. — В прошлом году здесь что было? Топинамбур. А сами знаете, всю ее, эту земляную грушу, из земли выбрать невозможно, она снова взошла по всему полю. Вот и сосет влагу. Хотя, правду сказать, я на эту грушу готов молиться. Если бы не она да не цахара[10] — хватили бы мы голоду.

— Я не к тому… — не сдается Каламыржа. — Лучше посеять пшеницу. Она и грушу осилит и урожай даст.

— Да, уж вам, даикауцам, все удается! — улыбнулся Ханджери. — Вы и на вершине горы можете водяную мельницу построить!

Все рассмеялись. Про мельницу я слышал. Говорят, решили как-то даикауцы построить большую мельницу. Выбрали и место — самую высокую вершину ближайшей горы и приступили к работе.

В полдень женщины послали к ним младшую невестку с обедом. Те проголодались, принялись за еду. Кто-то из старших и говорит невестке:

«Дочка, принеси-ка воды попить».