Непросто распознать механизм сна, ученые умы и те порой пасуют перед этой головоломкой. Утверждают, что сон — это своего рода спасительная отдушина, клапан, оберегающий от перегрузки нашу нервную систему. Возможно, так оно и есть на самом деле, но сейчас я хочу сказать о другой особенности сна, которую мне удалось подметить: во сне часто оказываешься там, куда стремишься наяву. Сон как бы опережает наши желания. Вот и сейчас приснилось мне, будто я вновь оказался в старом родительском доме в селе. И не один, а со своим другом Темырцы, с которым когда-то учился в институте. Темырцы уже бывал у нас раньше, несколько Лет назад, помогал убирать кукурузу. Помню, как и я, он отпросился в деканате на три дня, чтобы помочь отцу накосить сено, но вместо того чтобы поехать к себе в Караугом, вдруг взял да и отправился к нам в село и пробыл у нас, пока вся кукуруза не была убрана. И вот теперь во сне я будто бы снова оказался с Темырцы у себя в селе.
Мы не стали заходить в дом, а сразу же направились в огород. Кукуруза еще не поспела, однако время уборки было уже не за горами. Крупные зерна, выглядывающие из открытых створок початков, отливали серебристо-белым стальным блеском. Прикоснешься к листьям — они шершавые, точно язык у вола, и подолгу шелестят и шуршат, а пыльца с кисточек сыплется до того мелкая, словно ее просеивают сквозь самое мелкое сито. По саду вольготно разрослась тимофеевка, стоит настороже и, едва успеваешь приблизиться к ней, тут же липнет к одежде.
Я поспешил к меже, которая отделяла сад от огорода, хотел улизнуть от тимофеевки, но этой поганой травы здесь оказалось еще больше. Не доходя до межи, я вспомнил о большой раскидистой яблоне, что росла у нас во дворе. Хотел похвастаться ею перед Темырцы. Но вот что удивительно — яблоня росла во дворе, а я почему-то искал ее у кромки сада!
С трудом продираясь сквозь бурьян, обливаясь потом, я наконец добрался до плетня. Так и есть — никакой яблони! Вместо раскидистой кроны дерева увидел толпу людей.
— Темырцы! — громко позвал я.
Не дождавшись ответа, резко обернулся и, когда увидел, что мой друг с невозмутимым видом стоит под деревом и уплетает сливы, испугался еще больше и теперь во весь голос прокричал:
— Темырцы!
— Что тебе? — равнодушным голосом откликнулся мой друг. Поднявшись на цыпочки, он левой рукой притянул к себе ветку, а правой пытался дотянуться до самых крупных и спелых слив.
— Брось это, слышишь! Тебя что, околдовали? Погляди, сколько посторонних у нас в саду!
На этот раз Темырцы повернулся ко мне с таким видом, будто хотел упрекнуть меня за то, что я так долго молчал, потом со всех ног бросился ко мне.
Пока мы с Темырцы переговаривались, толпа незнакомцев углубилась в сад. Странно, но и приземистой летней яблони тоже не оказалось на ее обычном месте. Вместо нее я обнаружил молодую, недавно посаженную акацию. Эти необъяснимые перемены задели меня до глубины души. А толпа уже разбрелась по всему саду и, подобно саранче, уничтожала зелень, оставляя после себя лишь голые ветви.
Тут я увидел трех девушек, бегущих с окраины села. Я понял, что они хотят присоединиться к толпе, которая бесчинствовала в саду, и закричал им:
— Здесь была яблоня, куда она делась?!
Девушки разом рассмеялись, а одна из них вместо ответа обронила:
— Ты что, ничего не видишь? Может, ослеп?
Я поспешно огляделся и увидел на земле срубленную яблоню, ту самую, которой так гордился и на которой росли сочные яблоки величиной с дыню. От отчаяния я не находил себе места и готов был разреветься, как ребенок.
Темырцы схватил меня за руку:
— Бежим!
Тяжело дыша, мы бросились к дому. Каким-то чудом толпа незнакомцев оказалась уже здесь и недолго думая принялась крушить и ломать наш дом. В растерянности, совсем как посторонний человек, я спросил:
— Чей это дом вы ломаете?
Ответа не последовало, люди молча продолжали свое гнусное дело.
— Неужели никто не знает, чей это дом?
Наконец в толпе отыскался один нормальный человек, он мне и ответил:
— Недавно кто-то купил этот дом у хозяев.
— Кто купил? Как его фамилия? — удивился я.
— Кажется, Хадыров.
— Кто он, где работает?
— Не знаю, только говорят, он очень богат.
— Этот Хадыров сейчас здесь?
— Нет, где-то в Средней Азии…
Наш разговор длился от силы несколько минут. За это время дом уже успели разобрать наполовину. Мною овладело жуткое беспокойство. «Что же это получается? — лихорадочно соображал я. — Выходит, на родной отцовский дом я не имею никаких прав? И кто такой этот Хадыров, будь он трижды проклят со всем своим богатством! Даже если это не человек, а денежный мешок, он не имеет здесь никакой власти, и эта земля, дом, деревья в саду никогда ему не принадлежали и не принадлежат».
— Эй вы, стойте! — закричал я людям, продолжавшим крушить стены дома. — Хозяин здесь не Хадыров, а я, Казбек Таучелов. Это мой дом, я здесь родился, и никто тут не вправе распоряжаться, кроме меня!
Однако мои слова не возымели никакого действия, толпа незнакомцев молча продолжала свое дело, словно и не слышала моего возмущения. Тогда я собрал воедино скопившиеся во мне обиду и боль и во всю силу легких прокричал: