Белая лебедь Васьки Бриллианта. Часть 1 - [6]

Таракан с Антоном встретились тайно в щитовой будке на подстанции в промзоне. Старый, битый «волк» Таракан опасаясь слежки, назначил встречу там, куда боялись совать нос «кумовки» — зоновские стукачи, после того, как в ней однажды убило током зэка.

— Принёс? — спросил взволнованный Антон, бледный лоб его то и дело покрывался испариной.

— Вот она! — Таракан распорол аншлаг шинели, вынул и передал Антону «шпульку». Антон торопливо распечатал её и мгновенно пробежал глазами по тексту.

— Ясно — проговорил он, вслух выразив текущие в его бедовой голове мысли.

— Ясно — ещё раз повторил он — Спасибо тебе старина, выручил! За мной должок.

— Всё! Я пошёл. — Таракан осторожно выглянул в дверь.

— Погоди! Вот, возьми «червонец» за труды — Антон протянул надзирателю купюру.

На щеках Таракана проступили белые пятна. Он взял «смотрящего» за локоть и так крепко сжал пальцы, что Антон скрипнул зубами.

— Думаешь, я за деньги рисковал башкой, или из-за тебя? Я ради Васьки! Ты понял, пацан, ради Васьки, потому что он «Человек»!

Он толкнул дверь и быстро шагнул за угол щитовой, словно его и не было здесь. Антон немного выждал, дал себе время привести мысли в порядок, прежде чем выбираться наружу. Ему предстояла бессонная ночь: нужно было без лишнего шухера «вытянуть» Авдоню, обсудить с ним дальнейший план действий, успеть до утра смараковать новую петицию взамен предыдущей, успокоить «блаткомитет».

Он аккуратно миновал сварочный цех, проскользнул мимо токарного, и держась в тени стены длинного ангара, прошёл к вахте «промки». Тут у него было «схвачено», его встретил нарядчик и быстро провёл за ворота.

В «жилзоне» опасностей подстерегало не меньше, а вдвое больше и главным для него теперь было не напороться на «кумовьев» рыскающих по «локалкам». «Спали» он Васькину маляву и за его голову никто бы не поставил и рваного рубля, а он обязан зачитать ее, перед «лагерным блаткомитетом».

«Смотрящий» шёл по замеревшей со вчерашнего дня зоне, не вышедшей на работу, стараясь не привлекать к себе внимания, ему казалось, что он не идёт, а парит над землёй. В эти мгновения он наиболее полно ощутил груз ответственности, навалившейся на него в одночасье. Никогда — бы он не мог предположить, что тихие, работящие лагерные «мужики» способны на такое.

Пока «блаткомитет» размышлял и советовался, они «скатившись» к Авдоне быстро обсудили, приняли решение. Вскоре к «хозяину» отправилась делегация, с требованием выпустить из БУРа заключенного Бабушкина, посаженного туда, по мнению массы несправедливо.

«Хозяин» принял ходоков, прочёл их обращение и пообещал дать ответ. Выпроводив наглецов, багровый от злости, он вызвал начальника оперчасти и оторвался на нём.

— Где твои стукачи? Почему не доложили вовремя?

— Видимо «мужики» тайно собрались — прорычал злой опер.

— А тебе надо было, чтобы они объявление вывесили?

— Мы с тобой оба упустили. Всё наше вниманье сосредоточено на «блатных», кто же мог предполагать, что эти тихони такое отмочат?

— Тихони! Составь список зачинщиков и дай команду сексотам, пусть о каждом движении в зоне докладывают.

— Может быть, пока не докладывать руководству? — предложил «кум».

— Ты спятил! Тебе твои погоны надоели? А мне нет. Доложить необходимо немедленно, а там видно будет.

— Ты прав, пусть начальство принимает решение.

В бараке 10-го отряда тем временем собрался лагерный «блаткомитет». Авдоня зачитал авторитетам «маляву» от Васьки, пояснил каким образом и через кого он загнал Вору известие о бунте «мужиков» и как ему удалось получить ответ.

Все молчали. Происшедшее событие ломало сложившийся уклад зоны. Авторитеты напряжённо размышляли, и все более отчетливо понимали, что как бы теперь не сложится расклад, они «попадают».

Теперь на любой пересылке с них спросят, почему они бездействовали, когда Вора закрыли в БУР, а «мужики» поднялись? И если Ваську вывезут из зоны, как он писал, спрос также в первую очередь будет с них — почему допустили?

Как не напрягали они свои извилины в мозгах, выходило по всему, что лучший выход, идти к «хозяину» с заново сформированными требованиями, об улучшении бытовых условий содержания. На том и решили. Два человека отправились к Авдоне, его теперь нужно было ставить в «курс».

Ночь неумолимо надвигалась на притихшую зону. Почти всё население этого лагеря, затерянного в гниющих болотах и вымокших лесах сидело по баракам, не рискуя высовываться на улицу без особой надобности. Даже зоновский Бродвей был пуст. И только, хлопьями сгоревшей бумаги, над вышками летали неисчислимые тучи сбесившегося воронья.

* * *

Со времен каторжной России преступный мир подразделялся на множество сословий: Во главе стояли «Иваны-родства не помнящие» — далёкие прародители Воров, затем шли «игроки», следующими были «храпы».

Русь острожная! Тёмными дремучими веками на Руси татям рвали ноздри, рубили руки, заковывали в кандалы и садили в ямы.

При Петре гнали этапы в демидовские копи, где загибался оборванный, голодный, злой каторжный люд под ударами линевых бичей, добывая и плавя руду.

Позже при Александре брели в свистящие бураны, пешие преступники в сибирские централы.