Белая горячка - [4]

Девятый

Сгорел заживо 19 июня 1996 года в палатке. Но был очень сильно пьян, потому что отмечал свое 35-летие. Его звали Гена Яковлев, родной брат Павла, который застрелился тремя месяцами ранее. Не было у него ни жены, ни детей, праздновал он свой день рожденья только с одним другом–оленеводом, а когда тот ушел домой, от печки загорелись лежавшие на полу оленьи шкуры.

Таким образом, в бригаде номер один стало восемь оленеводов.

Десятый

Саше Лихачеву было 28 лет. Жил в тайге один–одинешенек. Умер от перепоя в своей палатке в середине того самого страшного в истории бригады года.

Их осталось семеро.

Тетя Валя

— Она была нашим кошмаром, — говорит Лена Колесова, — настоящее чудовище. Худший из воспитателей в школе–интернате для эвенков. Мы боялись ее, как злого духа тайги. Мне было восемь лет, когда родители привезли меня в Бомнак и отдали тете Вале. Два месяца я плакала не переставая. Я не знала ни слова по–русски, а на нашем языке нам разговаривать не разрешали.

Первые десять дней детишки ходили в той одежде, в которой их привезли из тайги. На ногах унты из оленьей шкуры, с которой обильно осыпалась шерсть.

Тетя Валя любила поймать кого–нибудь из малышей и его головой подмести пол. Она ненавидела эвенков. Потом у нас все, в чем мы приехали с таежных стойбищ, забирали. Парки, унты, игрушки — все, что напоминало дом, и выдавали детские телогрейки, валенки, письменные принадлежности и книги. И так было каждый год. Когда я была в четвертом классе, я зимой убежала из интерната и осталась в пустом доме родителей, которые были тогда в тайге. Приехали люди из интерната и отвезли меня назад, но я снова убежала; тогда они заколотили двери и окна досками. Я убежала еще раз, отодрала доски, но меня опять забрали. И так сто раз. Дело дошло до того, что тетя Валя стала привязывать меня на ночь к кровати, и тогда я стала убегать днем, прямо из школы. Обрусили нас насильно, а теперь удивляются, что мы утратили свою культуру, язык забыли.

Даже шкуры, говорят, не умеете выделывать.

Потому что загнали нас в совхоз и ото всего отучили, всё давали. Одежду, дома, еду, а дрова подвозили к дому уже попиленные–поколотые, знай себе клади только в печку. Сибирь населяют 40 малых коренных народов, не считая таких больших, как буряты, тувинцы, якуты, которых по полмиллиона. В сумме их набирается два миллиона, но везде, кроме Республики Тува, они составляют национальное меньшинство.

Эвенков насчитывается 35,5 тысяч, но лишь 15 % из них знают свой язык. Это один из самых больших народов, потому что, например, энцев осталось только 237, алюторцев 12, кереков 8, из 346 ороков только трое говорят на родном языке, а из 276 тазов — ни один. Даже дети Лены говорят только по–русски.

— Почему вы не разрешали эвенкийским малышам разговаривать на своем языке? — спрашиваю я Валентину Цайтакой, то есть тетю Валю, которая после выхода на пенсию постоянно проживает в Бомнаке.

— Если я чего–то не разрешала, так это чтобы русские и эвенки сидели в столовой за разными столами. Я их сажала вперемешку. По шести деток за стол.

— Чтобы они не могли поговорить на своем языке? — пытаюсь угадать.

— Наши дети, русские, не могли говорить по–ихнему. А вы знаете, как радовались маленькие эвенки, когда получали валенки и могли ходить одетые, как остальные дети?

— Почему эвенки так убивают себя? — спросил я старого советского педагога.

— Водка! И сразу за ножи. Даже женщины. У них, если какая никого не убьет, так вроде и не эвенка она. Лучше всего русского убить. А как крови напьется, так сразу своей становится. Мне это сама эвенка говорила, моя помощница по интернату. Окна в доме повыбивают, все разломают, а потом идут в совхоз или в сельсовет, чтобы им ремонт сделали. Или упьется такой, сядет посредине дороги и сидит. А машины должны его объезжать. А один тут глупый напился и тоже сел, на рельсы. Думал, что поезд объедет его. Здешний, бомнакский парень. Целый день ехал до магистрали, чтобы посидеть на рельсах.

— И что?

— Что–что, ноги отрезало, — смеется тетя Валя.

Одиннадцатый

В начале 1997 года, после отсидки 20-летнего срока за убийство из тюрьмы вышел Саша Романов из Бомнака. Он сразу поехал в тайгу, повидать друзей, а потом застрелил их в палатке из той самой винтовки, которую хотел у них украсть. Его очень быстро поймали. Суд приговорил его к смертной казни, но приговор не привели в исполнение, потому что на тот момент в России уже несколько месяцев был мораторий на смертную казнь. Одним из трех убитых был Сергей Романов из бригады номер один. Ему было 26 лет, и был он холостой.

Жертва и убийца не состояли в кровном родстве.

Так в бригаде осталось шесть оленеводов.

Тогда губернатор Амурской области вызвал к себе Лену Колесову, лидера бомнакских эвенков.

— И говорит, что коль скоро я такая патриотка своего народа, — рассказывает Лена, — то чтобы я взяла весь совхоз в аренду с двумя фермами, охотничьими угодьями и стадом оленей, которых осталось всего семьсот. Я не хотела взваливать на себя этот труп с долгами, в котором директора и бухгалтеры украли все, что только можно было продать, но я согласилась ради того, чтобы мой народ не потерял работу.