Матка Боска Комсомольска не даёт, но как кому душа взвоет с отчаяния, так и приласкает, и поцелует. Накормит, обует. Даже стаканчик поставит за последние копейки. В запасе у нее 55 лет, 151 сантиметров росту и размер сапог 36. Весит 41 килограмм. Ищет в мусорной ямах еду, бутылки, банки от пива. Лакает разбавленный технический спирт. Грызет когти.
Зовется Эмма Рудольфовна Лысенко.
Я увидел её сидящую на заборчике. Сняла обветшалые сандалии, бросила их в корзину и на большой палец правой стопы стала накладывать мазь. У нее стопы деформированные, обтертые. Два первых пальца забавно скрещиваются. — Это от маленьких спортивных ботинок — поясняет Эмма и обувает очень пристойные кроссовки, которые только что нашла на мусорнике. — ботинки страшно портятся от раздавливания банок. В последнюю зиму износила четыре пары.
Более десяти лет занималась беговыми лыжами. В прошлом выступала за Советский Союз, была подругой Раисы Сметаниной, владелицы девяти олимпийских медалей, с которой тренировалась в клубе Динамо Сыктывкар в Республике Коми на севере России. Представляли Страна Советов, но у обоих в венах нет даже капли русской крови. Раиса чистая коми, а Эмма — метиска. Так говорят русские. Её мать коми, а отец самый правдивый немец. В 1941 года Сталин велел выслать всех русских немцев на Далёкий Север и в Сибирь. Отсюда её немецкое имя и отчество — Рудольфовна — и девичья фамилия Шнайдер.
Ещё немного о виде Эммы. Имеет большой шрам на щеке. Несколько лет тому назад клеила обои на своей кухне, упала с лестницы и ударилась об угол серванта.
Сегодня горячо, но она целый день в платке на голове.
Одежда меняет раз в месяц. Старое выбрасывает и комбинирует новое. Раз в неделю идет на Курский вокзал в баню. Там бесплатно. Трусы, лифчик, носки выбрасывает и покупает новое.
Выглядит на 10–15 лет старше, чем есть на самом деле.
Жил в гостинице Ленинградская, младшем близнеце варшавского Дворца Культуры. Гостиница стоит при Комсомольской площади, возле которой стоят также три вокзала: Ленинградский, Ярославский и Казанский. Все огромные. Между Ленинградским и Ярославским выход со станции метро Комсомольская. Перед фронтом тех трёх построек тянется длинный, на двести метров, карниз. Местные называют его парапетом, а его окрестности — Плешкой (лысиной).
Идя в метро, мне нравилось пялиться на публику, оккупировавшую подоконник. Пригородное жулье, бездомные, нелегальные иммигранты с Кавказа и Центральной копеечные девки, вокзальные пьяницы А какие морды! Я понимаю, рыба тропическая, кораллы, мухомор, но чтобы такой цвет имел человек! Каждые десяти шаги лежит алкаш с разбитой башкой. Милиционеры не обращают на них внимания, а как едет поливалка, смывает их.
А как проедет, налетают голуби. Один жрёт без умеренности. Делает бочку, штопор и лупит башкой в рекламу пива Сибирская Звезда. Нажрался как свинья. Теперь издыхает с поломанным клювом. Очередная жертва Чёрной Ольги, которая торгует на Плешке поддельной водкой. В России каждый год от поддельной водки умирает 40 тыс. людей (и неизвестное число голубей).
Эмма сидит на подоконнике и мажет палец мазью. Выглядывает довольно опрятно и не воняет как другие. Она бомжиха, бич, " bradiagа". Это взаимозаменяемые слова. Бомж это человек бездомный, лицо без постоянного места жительства. Бич это бомж, который себя опустил, запил и запустил. По–русски бывший интеллигентный человек. Бродяга это бродяга.
Я условился с Эммой, что стану русским бомжем. Все следующие сутки проведем вместе. Я не отступлю от неё ни на шаг от рассвета до рассвета.
— Баба мне нужна — стонет какой–то пьяница и пристает с мордой к моей Эмме.
— Так пойди в метро и там их найдёшь, сколько захочешь — отвечает со смехом.
— Но они дорогие.
— А ты думал, что?
— Что ты бесплатно даёшь, ты ж такая старая. Так дай, мамка, хоть огоньку.
Получил. Очень многие говорят ей "мамка".
Эмма живёт у Комсомольской полтора года.
Нужно было достать какую–то рвань. Спас меня Калашников. Но не карабин, а Виктор — превосходный журналист государственного телевидения, которого путиновцы выперли с работы. В портках и куртке, которыми он меня одарил, убирался в подвале, но всё равно выгляжу слишком элегантно. Обтерся в засохшей луже. В четверг, 9 июня, в семь утра встречаюсь на Плешке с Эммой и Сашей, её мужчиной. Начинают день от кофе и чая в пластиковых стаканчиках. Дешевле всего в баре на Ярославском пригородном.
Вместе уже несколько месяцев. Оба бомжи по выбору. Саша уже семь лет (а имеет 53). Рванул из дома, когда родился шестой ребёнок (дважды попадались ему близнецы). Инженер, но забросил работу на металлургическом, нет прописки, а значит нельзя его вычислить и вынудить платить алименты. Работает нелегально бригадиром и сварщиком. В последнее время подковывал лошадей во владениях жены мэра Москвы Юрия Лужкова.
— Моя мать была индуска — рассказывает. — Изучала в Союзе геологию. Вышла замуж за ассистента со своего факультета, а когда мне было полтора месяца, поехали вместе в научную экспедицию на острова Арктического Моря. В марте 1953 года, когда умер Сталин, все участники экспедиции замерзли. Я вырос в детдоме.
