Она любила ошарашивать, или, как тогда говорили, фрапировать гостей. Но и Потемкин был не последним по этому делу мастером. Приняв предложенную игру, он ответил тоже громко, на весь зал:
— Душа моя, за теми дверьми находится то, что вы пожелали увидеть в моем доме, — солдатская землянка в натуральную величину. Одна из тех, в коих проходит жизнь нашего воинства.
— А можно мне одним глазком взглянуть?
— Она ваша!
Княгиня подошла к дверям, посмотрела в щелку.
— Брр, да там страшно и темно. Горит всего одна свечка.
— Что поделаешь, — сказал князь, — в землянках канделябры не вешают, им по уставу там не полагается быть.
— А вдруг мне там станет скучно или страшно? — не сдавалась княгиня. Я могу туда кого-нибудь с собой пригласить?
— Я полагаю, — сказал светлейший, тяжело дыша от нахлынувших чувств, я полагаю, тот, на кого падет ваш выбор, будет счастливейшим человеком…
— В таком случае, возьмите это счастье себе.
То ли выпитое шампанское подействовало, то ли кровь молодая взыграла, но княгиня решительно дернула створку дверей и скрылась за ними. Бал притих, гости замерли. События разворачивались с неимоверной быстротой. Светлейший подошел к столу, взял бокал с шампанским. Около пятисот гостей молча подняли бокалы, как бы поздравляя главнокомандующего с этой невероятной победой.
Адъютант фельдмаршала Боур, дежуривший в дверях землянки, подал на улицу первый сигнал, и морозная ночь взорвалась мелкой дробью полковых барабанов. Глубоко вздохнув, расправив богатырские плечи, орлиным оком окинув зал с гостями, всю державу, весь мир, гордый и счастливый баловень судьбы отпил несколько глотков вина и направился в землянку.
Когда он уже был в дверях, вдруг откуда-то выросла перед ним фигура неповоротливого Чижикова. Он стоял до того глупо, неловко, что могло создаться впечатление, будто он хочет преградить светлейшему путь в землянку.
— Прочь, — тихо, одними губами приказал князь.
— Ваша светлость, — пролепетал Чижиков, — очень вас прошу, всего одну минуточку, ваша светлость…
Он говорил и все смотрел куда-то в глубь зала. Потемкин повернул туда голову и увидел семенившего к нему Попова.
— Ваша светлость, — сказал взволнованный Попов, — срочный пакет из Петербурга.
— Нашел, дурак, время для доклада. Вон!
— Ваша светлость, на пакете помечено рукой государыни: «Вскрыть немедленно при получении».
«Либо шведы напали, — подумал князь, — либо Пруссия объявила войну. В любом случае приятного мало».
— Ну, князь, что же вы? — спросили из землянки.
На улице мороз. Барабаны бьют, многотысячная толпа замерла в переулках, прилегающих к дворцу. Гости стоят с поднятыми бокалами, греческая богиня волнуется за дверьми из грубо сколоченных досок, а светлейший князь, склонив огромную голову набок, прищурив свой единственный зрячий глаз, размышляет.
— Отнесите пакет в молельню. Я ознакомлюсь с его содержанием тотчас, как только освобожусь.
— Но, — сказал Попов тихо, — это тоже невозможно сделать. Пакет все еще находится в руках курьера государыни, и он настаивает, чтобы непременно в ваши руки…
— Кто таков?
— Поручик Зубов.
— И ты не можешь отобрать пакет у поручика Зубова?!
— Затруднительно, ваша светлость, по той причине, что с некоторых пор поручик Зубов состоит среди самых доверенных лиц ее величества…
— Да с каких это пор Зубовы стали известной фамилией на Руси?! загрохотал на весь зал Потемкин.
— Ваша светлость, — залепетал совсем уже тихо Попов, — за время вашей болезни произошли важные события, о которых в виду вашего самочувствия не было вам своевременно доложено.
Потемкин стоял огромный, свирепый. Он готов был вышвырнуть в окно своего помощника, но усилием воли сдержал себя. Хоть и главнокомандующий, хоть и могущественнейший вельможа, друг и, по утверждению многих, супруг государыни, Потемкин прекрасно понимал, что нету в мире ничего быстротечнее власти. И чем больше ты ее накопил, тем большая вероятность ее потерять, ибо сам процесс накопления власти сверх всякой меры есть начало ее потери.
— Если за время моей болезни, — сказал Потемкин, чеканя каждое слово, произошли какие-то чрезвычайные события, о которых мне не было своевременно сообщено, доложите немедленно.
— М-м-м… — начал было Попов, но Потемкин прервал его:
— Короче.
— Князь Дмитриев-Мамонов, друг и воспитанник государыни, как известно, получил отставку.
— Это для меня не новость. Пустой был малый. Теперь я сам подыскиваю подходящего друга для нашей матушки.
— Поздно, ваша светлость. Этот старой лисе, Салтыкову, удалось продвинуть своего ставленника.
— О ком речь?
— О командире караульной роты ротмистре Зубове.
— Как?! Да возможно ли, чтобы ротмистр…
— Генерал, ваша светлость, генерал-адъютант ее величества:
— Что, уже и генерал?
— Генеральство — это что? Ему, говорят, оказывают такое доверие, он, говорят, вошел в такой фавор, что вознамерился переменить направление всех государственных дел. Не случайно же он дошел в своей наглости до того, что направил своего родного брата с донесением к вам…
— Поручик с пакетом его родной брат? Гм. Пакет придется принять.
Штабс-капитан Чижиков крикнул:
— Поручика Зубова!
Другой адъютант, дежуривший над мраморными лестницами, повторил команду, и вот через весь зал несется розовощекий, красивый поручик, сияющий от мороза, от молодости, от предчувствия предстоящей блистательной карьеры.
