Бегуны - [16]

Везде и нигде

Отправляясь в путь, я исчезаю с карт. Никто не знает где я нахожусь. В точке, из которой вышла, или в точке к которой устремилась? Существует ли некое «между»? Или я подобна дню, утраченному при перелете на восток, и ночи, обретенной при перелете на запад? Распространяется ли на меня закон, составляющий гордость квантовой физики: частица может существовать одновременно в двух местах? Или другой, пока нам неведомый и недоказанный: в одном и том же месте можно не существовать вдвойне?

Думаю, нас таких много. Исчезнувших, отсутствующих. Вдруг возникающих в зале прилета и начинающих существовать в тот момент, когда пограничник ставит в паспорт штамп или любезный портье вручает ключ от номера. Эти люди, вероятно, уже обнаружили собственную неустойчивость и зависимость от места, времени суток, языка или города с его микроклиматом. Текучесть, мобильность, иллюзорность — вот что значит быть цивилизованным человеком. Варвары не путешествуют, они просто идут к цели или совершают набеги.

Подобной точки зрения придерживается женщина, угощающая меня травяным чаем из термоса: мы дожидаемся автобуса, который доставит нас с вокзала в аэропорт, кисти рук у нее разрисованы хной — причудливый узор, который с каждым днем становится все неразборчивее. В автобусе она читает мне лекцию о времени. Говорит, что оседлые, аграрные народы предпочитают прелести циклического времени, когда каждое событие возвращается к своему началу, сворачивается в эмбрион и повторяет процесс созревания и смерти. Однако кочевники и торговцы, отправляясь в путь, вынуждены были изобрести для себя иное время, лучше приспособленное для путешествия. Это время линейное, более практичное, поскольку является мерилом стремления к цели и обрастания процентами. Каждое мгновение отлично от другого и никогда не повторится, а следовательно, благоприятствует риску и жажде жить на полную катушку, пользуясь всякой оказией. На самом деле открытие это оказалось горьким: смена времени неизбежна, утрата и траур становятся повседневностью. Поэтому с уст этих людей не сходят слова «тщетный», «исчерпанный» и тому подобные.

— Тщетные усилия, исчерпанные ресурсы, — смеется женщина и закидывает раскрашенные руки за голову.

Она говорит, что единственный способ выжить в таком растянутом линейном времени — соблюдать дистанцию, совершать танец, каждое движение которого приближает и отдаляет: шаг вперед — шаг назад, влево-вправо, такие движения легко запомнить. Чем больше расширяется мир, тем большую дистанцию можно завоевать таким танцем — эмигрировать за семь морей, за два языка, за целую религию.

Однако на этот счет я придерживаюсь иного мнения. Время путешественника неоднородно, это великое множество времен внутри одного времени. Это время островное, архипелаги порядка в океане хаоса, время, вырабатываемое вокзальными часами, — в каждой точке свое собственное, условное, меридианное, а потому не стоит воспринимать его всерьез. Часы тают в летящем самолете — в мгновение ока светает, а на пятки уже наступают полдень и вечер. Это гектическое[25] время крупных городов, где задерживаешься на мгновение, отдаваясь в рабство случайному вечеру, и ленивое — безлюдных равнин за иллюминатором.

Еще мне кажется, что мир у нас внутри, в извилине мозга, в шишковидной железе, он стоит в горле, этот глобус. В сущности, откашлявшись, можно его выплюнуть.

Аэропорты

Вот большие аэропорты, которые собирают нас, приманивая пересадкой на другой самолет, это система расписаний рейсов, подчиненная движению. Но, даже если в ближайшие несколько дней мы никуда не собираемся, любой аэропорт сто́ит того, чтобы познакомиться с ним поближе.

Когда-то они располагались на окраине, служа дополнением к городу, наподобие вокзала. Однако сегодня аэропорты уже обретают собственное лицо. Скоро можно будет утверждать, что это города являются их придатками, обеспечивающими рабочие и спальные места. Ведь известно, что подлинная жизнь и есть движение.

Чем сегодняшние аэропорты хуже обычных городов? Там проходят интересные выставки, есть конференц-залы, в которых устраиваются фестивали и просмотры. Есть сады и променады, осуществляются просветительские проекты. В Схипхоле[26] можно увидеть прекрасные копии Рембрандта, а в одном азиатском аэропорту имеется отличный Музей религии. Есть и приличные отели, и всевозможные рестораны с барами. Маленькие лавочки, супермаркеты и торговые центры, в которых можно не только купить все необходимое для путешествия, но и заодно сразу приобрести сувениры, чтобы потом, на месте, не тратить на это время. Есть фитнес-клубы, салоны классического и восточного массажа, работают парикмахеры и торговые менеджеры, представительства банков и сотовых компаний. Наконец, удовлетворив физические потребности, мы можем получить духовную поддержку в многочисленных часовнях и комнатах для медитации. На некоторых аэродромах проходят литературные и авторские вечера. Где-то в рюкзаке у меня до сих пор хранятся программки: «Психология путешествий: история и основные проблемы», «Развитие анатомии в XVII веке».

Все прекрасно организовано, траволаторы помогают пассажирам перебираться из зала в зал, а затем те перемещаются с аэродрома на аэродром (иные из которых разделяет десять с лишним часов лету!), неприметные служащие следят за порядком и контролируют безупречное функционирование этого огромного механизма.