Бегуны - [10]

— А может, она на море пошла?

Может, и пошла. Решено: Бранко и Куницкий вернутся на шоссе, остальные пойдут в полицию — звонить в Вис. Бранко объясняет, что в Комиже только один полицейский, а настоящее отделение — в Висе. На столике остаются стаканы, в них тает лед.

Куницкий без труда находит тот маленький пятачок у обочины, где он тогда остановился. Ему кажется, что это было сто лет назад, время теперь течет иначе — густое и терпкое, состоящее из ряда эпизодов. Из-за белых туч выглядывает солнце, вдруг становится жарко.

— Погуди, — говорит Бранко, и Куницкий сигналит.

Звук протяжный, жалобный, словно голос какого-то зверя. Он затихает и раскалывается на крошечные эха цикад.

Время от времени перекликаясь, Бранко с Куницким идут по зарослям олив. Встречаются они только у виноградника и, мгновение посовещавшись, решают поискать. и здесь. Они шагают в тени лоз, окликая пропавшую женщину: «Ягода, Ягода!» Куницкий вдруг осознает значение имени жены, он совсем забыл о нем, но теперь ему кажется, будто все это какой-то древний ритуал, таинственный, гротескный. С лоз свисают набухшие темно-фиолетовые грозди — и извращенно-многократно умноженные соски, а он плутает в лиственных лабиринтах, выкрикивая: «Ягода, Ягода». К кому он обращается? Кого зовет?

Куницкий на мгновение останавливается — закололо в боку, стоя между рядами виноградных лоз, он сгибается пополам. Погружает голову в тенистую прохладу, голос Бранко, приглушенный листвой, затихает, и теперь Куницкий слышит жужжание мух — привычную основу ткани тишины.

За этим виноградником — отделенный от него только узкой тропкой еще один. Куницкий и Бранко останавливаются, Бранко звонит по мобильному. Он повторяет два слова — «žena» и «djete»[12], ничего больше Куницкому разобрать не удастся. Солнце делается оранжевым, огромное, опухшее, оно слабеет на глазах. Еще мгновение — и можно будет заглянуть ему в лицо. Теперь виноградники приобретают насыщенный темно-зеленый цвет. Две фигурки стоят в этом зеленом полосатом море, беспомощные.

К наступлению сумерек на шоссе уже собираются несколько автомобилей и группа мужчин. Куницкий сидит в машине, на которой написано «Полиция», и с помощью Бранко отвечает на сумбурные, как ему кажется, вопросы крупного потного полицейского. Говорит он на простом английском. «We stopped. She went out with her child. They went right, here[13], — он машет рукой. — I was waiting, let’s say, fifteen minutes. Then I decided to go and look for them. I couldn’t find them. I didn’t know what has happened»[14]. Куницкому дают тепловатой минеральной воды, он жадно пьет. — «They are lost»[15]. И еще раз повторяет: «Lost»[16]. Полицейский звонит куда-то по мобильному. «It is impossible to be lost here, my friend»[17], — говорит он Куницкому. Потом отзывается рация. Только через час они неровной цепью трогаются вглубь острова.

Распухшее солнце тем временем опускается на виноградники, а к тому моменту, когда они добираются до вершины холма, оранжевый диск уже касается моря. Они оказываются невольными свидетелями этого по-театральному торжественного заката. Наконец зажигаются фонари. Уже в темноте группа выходит на высокий, обрывистый берег — они проверяют две из множества маленьких бухточек, там стоят каменные домики — жилище наиболее эксцентричных туристов, избегающих отелей и готовых доплатить за отсутствие проточной воды и электричества. Готовят они на каменных плитах, некоторые привозят газовые баллоны. Ловят рыбу — прямо из моря та попадает на решетку гриля. Нет, женщину с ребенком никто не видел. Люди собираются ужинать — на столах появляются хлеб, сыр, оливки и несчастная рыба, еще сегодня днем предававшаяся своим бездумным морским занятиям. Время от времени Бранко звонит в Комижу, в пансион — по просьбе Куницкого, которому кажется, что жена просто заблудилась и разминулась с ним. Но после каждого звонка Бранко лишь похлопывает его по плечу.

Около полуночи Куницкий замечает, что группа мужчин поредела, среди оставшихся он видит тех мужчин, что сидели с Бранко за столиком. Теперь, на прощание, они представляются: Драго и Роман. Все идут к машине. Куницкий благодарен им за помощь, но не знает, как это выразить, — забыл, как будет по-хорватски «спасибо», наверное, что-нибудь вроде «дякую», «дякуе», как-то так. Собственно, при большом желании они могли бы все вместе разработать некий славянский койне[18], набор схожих славянских слов первой необходимости, используемый без грамматики, — вместо того чтобы барахтаться в неловкой, упрощенной версии английского.

Ночью к его дому подплывает лодка. Жителей эвакуируют: наводнение. Вода поднялась уже до второго этажа. Просачивается через щели между кафельными плитками кухни, теплыми струйками вытекает из розеток. Разбухают от влаги книги. Куницкий открывает одну и видит, что буквы стекают, словно макияж, оставляя после себя пустые мутные страницы. Оказывается, все уже уплыли, остался только он.

Сквозь сон Куницкий слышит перестук лениво капающей с неба воды, в следующее мгновение превращающейся в сильный короткий ливень.

Benedictus, qui venit