Беглый дедушка - [31]

Мы так обрадовались, что мама пришла! Она стояла, красивая и молодая, откровенно радуясь тому, что у нее такая большая семья. Она еще не знала, что дед шпион. Или филолог… да какая разница.

Главное, что дед наш ходил в народ. Я толком не понял, что это значит. Поговаривали, что дядя Вадим тоже ходил в народ, года на три, и «это на нем отразилось». Что отразилось на дяде, я не знал, но дедово отражение пока что ассоциировалось у меня со старым развалившимся домом.

– Ах, Мария Александровна! – вскричал дед, явно обрадовавшись моей маме, – Входите же!

И он, элегантно шкрябая табуреткой по нашему паркету, дал маме пройти на кухню. Мы с Матрасом тоже поздоровались с мамой. Она прошла, поставила пару заметно легких – слава Богу – сумок на специальное местечко возле окна. Мы однажды решили с ней, что сумки с едой негоже ставить на пол, и выделили под это дело скамеечку. Такая скамеечка для еды есть только в нашем доме, я уверен. Сейчас две легкие сумки стояли рядом, как две сестры, как две именно дедовых дочери из «Морозко». Некрасивой лентяйки среди них не было. Впрочем, даже та лентяйка была провидицей: «Мамашь, ты ей брови замажь!», ну откуда она могла знать о нынешней моде?

Мама сказала, что в доме, где есть скамеечка для еды, найдется место и для всего остального.

Потом мама вернулась и включила свет. Оказывается, мы сидели в полутьме, слушая деда.

– Так лучше, правда? – сказала мама, а ведь могла сказать, например: «Что ж вы в потемках сидите?», или «Чего кромешничаете?», или «И что вам тут видно, интересно?», или «Что, лень свет зажечь?», или «Экономим?». Последнее было бы еще более-менее.

Мама никогда бы так не сказала, она умела воодушевлять всех добрым словом. Врач, что поделаешь.

– Гораздо лучше, спасибо, мамочка, – сказал я, и все тоже кивнули.

– Я тут ребятам о себе пытался рассказывать, Мария Александровна, – сказал дед, – Не в первый раз пытаюсь… да все как-то не выходит. Вот вроде бы сегодня вышло, кое как. По крайней мере – я начал. Я же начал?

– Конечно, – сказал я, – Дедушка начал рассказывать, что ему стало стыдно в аквариуме, и он отплыл в народ, с восемью паспортами и бутылкой шампуня.

– Много паспортов, это чтобы везде себя найти, – торопливо объяснил дед, – Но среди них только один настоящий, остальные на цветном принтере сделаны. И это не подделка, там четко видно, что они не настоящие.

– Вот про это я не знала, Алексей Павлович, – сказала мама, стоя у окна, и опираясь руками за спиной на подоконник, – Про паспорта эти ваши.

Она умела очень элегантно так стоять. Слегка изогнувшись назад, она практически не опиралась на подоконник, скорее наоборот – подоконник стремился к ней, чтобы хоть немного побыть с ней рядом. К ней вообще стремилось всё, и было не удивительно, что деда Алексея волны из аквариума пригнали именно к нам.

– Я думал, что если у меня будут несколько мест обитания… – начал дед, и тут до него докатилась какая-то, незамеченная прежде, волна.

У деда вообще внимание запаздывало временами. И сейчас он подождал, надеясь, что волна не по его душу. Но она была по его.

– А почему вы «про это не знали», Мария Александровна? – ревниво спросил дед, – Вы что, про что-то другое знали?

Говорящий таким голосом взрослый превращается на ходу в малыша, и у деда сейчас наверняка трещит за ухом в обратную сторону. Так должно происходить тогда, когда всё наоборот. Я читал в детстве про антимир, в котором все наоборот. Рассказ был очень интересный, про космонавтов, попавших в антивселенную. Вот, у деда сейчас должно антищелкать в районе его микрочипа.

Мама вздохнула, будто пришла пора признаваться в проделке. Она даже оставила подоконник, и он притих в одиночестве, поскрипывать перестал.

– Алексей Павлович, – сказала мама, – Я вас сразу, как сейчас говорят, «пробила», еще в том доме, где вас Сережа нашел. У меня же в планшете все есть, с фотографиями. Я уже тогда знала, что вы известный филолог, и что вы пропали.

– А-а… – сказал дед.

Это было коротко, и «по существу». Что это за существо такое, по которому надо коротко, я не знал.

– У нас была отметка, что вы, возможно, не помните, кто вы.

На этих словах дед рассмеялся. Это был хороший смех человека, оценившего свою собственную шутку. Только один Матрас ее, мне кажется, не понял. Он сидел с видом двоечника, которого вдруг пригласили в учительскую, но ругать не стали. Совсем наоборот: его угостили чаем с тортиком, и посадили слушать взрослые разговоры. И тут выясняется, что он ничего в разговорах не понимает, а тортик очень быстро закончился. Торчи теперь, делай вид, что ты такой же, как все.

– А я позаботился… но недозаботился, – сказал, нервно смеясь, наш дедушка, – А вы, значит, со мной в кошки-мышки…

– Причем здесь кошки-мышки… я врач! И я вам про это всё в первый же день рассказала, если вы помните, – вежливо напомнила мама, – И вовсе не нужно было ваши паспорта искать… мне Вадим рассказал сейчас во дворе о ваших приключениях. Попросили бы полицию, они бы сами все привезли.

Интересно, подумал я, стал бы дядя Вадим тащить из-под кровати полицейского? Скорее наоборот: можно легко представить ситуацию, когда полицейский тащит дядю Вадима, хоть из-под кровати, хоть откуда. А дядя Вадим охает и хватается за паспорт.